Под прусским орлом над Берлинским пеплом - ATSH

сострадательная часть её души, которую мы когда-то знали, которую, возможно, даже любили, безвозвратно умерла, угасла, словно пламя свечи на сквозняке. Сейчас от неё останется только холодная, расчётливая тирания, безжалостное стремление к доминированию. Она станет ещё более жестокой, ещё более беспощадной, чем была прежде. Закалит свою душу в огне собственной злобы. — Гав-гав, — ответила Линдси, словно не соглашаясь со мной, выражая свое несогласие с моими мрачными прогнозами. — Ты не согласна? — Я вопросительно посмотрел на Линдси, слегка приподняв бровь. Её задумчивый, даже грустный взгляд был прикован к письму, лежавшему у меня на коленях. Она, казалось, была глубоко погружена в свои собачьи размышления, пытаясь разгадать непонятные ей человеческие интриги. Затем, будто внезапно очнувшись от дремоты, резко отстранилась от моей руки, вскочила на ноги и, вильнув хвостом, убежала прочь, исчезнув за дверью. Я проводил её взглядом, чувствуя лёгкое недоумение, смешанное с привычной улыбкой. «Что это на неё нашло? Какая муха её укусила?» — подумал я, рассеянно глядя в след убегающей собаки, уже скрывшейся за поворотом. Затем мой взгляд непроизвольно переместился на большое, светлое окно, выходившее во двор. Там, на свежем воздухе, я увидел Фике, которая не спеша развешивала на верёвке свежевыстиранное бельё. Белые простыни, наволочки, полотенца мягко колыхались на лёгком ветру, словно большие, неуклюжие птицы, пытающиеся взлететь. Её движения были привычными, отточенными годами практики, но в них чувствовалась какая-то особенная грация, лёгкость, почти танцевальная плавность. Она двигалась с непринуждённой элегантностью, словно не занималась рутинной домашней работой, а исполняла сложный, завораживающий ритуал. Внезапно я почувствовал, как что-то большое, твёрдое и угловатое уткнулось мне в ногу, вырвав меня из созерцания. Опустив взгляд, я увидел знакомую деревянную коробку — азбуку Роя. Собака стояла рядом, преданно глядя на меня своими большими, блестящими чёрными глазами, и, казалось, ждала какого-то знака, команды или подсказки, которая поможет мне понять, что она хочет сообщить. — Зачем мне азбука? — насторожился я, с недоумением глядя на собаку, которая продолжала настойчиво тыкаться мне в ногу, словно пыталась достучаться до моего затуманенного сознания. В её взгляде читалось что-то важное, нечто больше, чем простая собачья привязанность или желание поиграть. — Гав! — раздался голос Линдси, нетерпеливый, чуть хрипловатый, будто бы она пыталась что-то мне объяснить, преодолевая невидимый языковой барьер. — Ты хочешь, чтобы я открыл азбуку? — спросил я, всё ещё не понимая, что происходит, к чему клонит моя умная собака. — Гав! — снова ответила Линдси, на этот раз более настойчиво, с явным намеком на утверждение, подтверждая мою догадку. В её глазах светилась необычная сосредоточенность, видимо она знала какую-то тайну, которую мне ещё только предстояло раскрыть. Я послушно взял в руки деревянную азбуку, ощущая прохладу полированного дерева под пальцами, и открыл её на странице, где красовался алфавит, написанный крупным, разборчивым шрифтом. Линдси подошла ближе, почти вплотную, и, склонив голову набок, как бы прислушиваясь, поднесла свою мордочку к буквам, внимательно разглядывая их. Она, словно опытный чтец, водила влажным носом по странице, скрупулезно изучая каждый символ, словно что-то выискивая, какой-то особый знак, и, наконец, остановилась, ткнувшись носом в букву "О", как будто её что-то привлекло в этой круглой, незатейливой форме. — О? — переспросил я, пытаясь понять, что она пытается мне сказать, какую мысль стремится донести до меня, не имея возможности выразить свои чувства словами. — Гав! — подтвердила Линдси, её лай прозвучал как короткий, но убедительный ответ. — Она? — начал я медленно складывать пазл в голове, пытаясь понять смысл происходящего, предполагая, что речь идёт о Клэр. — Гав! — снова лаконично ответила собака, подтверждая мою догадку. — Она больше не способна... Она сломлена, — медленно, по слогам, как ребенок, обучающийся чтению, прочитал я, соединяя буквы, на которые указывала Линдси, в слова, которые неожиданно сложились в полноценное предложение, полное смысла. — Гав! — утвердительно, громко, словно говоря: "Да, ты всё правильно понял! Я этого и добивалась!" – радостно залаяла Линдси, ее глаза сияли от удовлетворения. — Знаешь, — обратился я к собаке, пораженный происходящим, чувствуя, как по спине пробегают мурашки, — я вообще не удивлён. После всего, что произошло там, в этом доме, уже ничему не удивляешься. Никакой самой нелепой ситуации. Линдси, не теряя времени, снова уткнулась носом в азбуку и начала методично водить им по буквам, выбирая их с поразительной точностью, словно в её маленькой собачьей голове был заложен алгоритм, позволяющий ей читать. Я внимательно следил за её движениями, стараясь запомнить каждую букву, каждое её прикосновение, пытаясь прочесть новое послание, которое она для меня приготовила. — Я – меньшее, что может дать тебе дом, — медленно, не торопясь, с расстановкой прочитал я, складывая буквы в слова, которые, казалось, были наполнены каким-то особым, скрытым значением. — Не отрекайся от этого, что бы ни произошло, и ты завладеешь всем. — Что ты такое... — прошептал я, чувствуя, как слова застревают в горле, охваченный благоговейным