Под прусским орлом над Берлинским пеплом - ATSH

Так и жизнь отдельного человека может быть наполнена смыслом, развитием, созиданием, а может превратиться в череду ошибок, страданий и саморазрушения. И только от самого человека зависит, какой путь он выберет, какую эпоху он создаст для себя и своих близких.Может быть, я развивался, по крайней мере, надеялся, что это так и было. Каждый прожитый день, каждое новое знакомство, каждое прочитанное слово - все это оставляло свой след, незаметно меняя меня изнутри. И одним из самых значимых изменений стало то, что я начал быть более нетерпим к ужасному отношению людей к себе и больше не потерплю этого. Долгое время я пытался угодить им, подстроиться под их ожидания, но теперь понял, что это путь в никуда. Я заслуживаю уважения и достойного обращения, и больше не позволю никому, даже самым близким людям, пренебрегать моими чувствами и потребностями. Эта новая решимость дала мне силы отстаивать свои границы и защищать себя от эмоционального насилия. Кроме того, я стал больше смотреть на самих людей, не понимая их через призму своих взглядов, а попытался проникнуть в суть их личности. Научился видеть человека, а не его политическое мировоззрение, не навешивая ярлыки и не поддаваясь стереотипам. Научился видеть личность, ее уникальный внутренний мир, ее страхи и надежды, ее достоинства и недостатки. Это открытие позволило мне по-новому взглянуть на окружающих, отказаться от предвзятости и увидеть в каждом человеке нечто ценное и неповторимое. Мой опыт также научил меня справляться с конскими нагрузками, и я понял, что независимо от чего-либо, жизнь состоит из постоянной работы, как физической, так и духовной. Это не всегда легко, порой приходится преодолевать себя, свои слабости и сомнения. Но именно в процессе этой работы, в преодолении трудностей, я расту и развиваюсь, становлюсь сильнее и мудрее. Эта работа формирует мой характер, закаляет волю и учит ценить достигнутые результаты. Я по-прежнему нахожусь в пути, и впереди еще много испытаний и открытий. Но я уверен, что смогу справиться со всеми трудностями, ведь теперь у меня есть главное - четкое понимание своих ценностей, умение постоять за себя и готовность неустанно трудиться над собой, чтобы стать лучшей версией себя. И я больше не позволю никому сбить меня с этого пути. Грохот, внезапный и оглушительный, разорвал тишину дома. Он раздался прямо над моей головой, заставив меня не просто вздрогнуть, а буквально подпрыгнуть на месте от неожиданности. Сердце мгновенно ускорило свой ритм, а в голове заметались тревожные мысли. Было понятно совершенно точно, что сюда, на второй этаж, никто не мог проникнуть незамеченным. Несмотря на то, что я погрузился в раздумья, я ни на секунду не терял бдительности, чутко прислушиваясь ко всем шорохам и звукам в доме. Да и окна там, насколько я помнил, были плотно закрыты, исключая возможность проникновения извне. Что же это могло быть? Неужели я ошибся, и кто-то все же сумел проскользнуть внутрь? Или же это просто старый дом издает свои обычные звуки, скрипы и стоны под напором ветра? Нет, этот грохот был слишком громким, слишком отчетливым, чтобы списать его на проделки стихии. Нужно было действовать. Первым делом я схватил единственное, что оказалось под рукой в качестве оружия – обычный веник. Не самое грозное оружие, конечно, но в отсутствие чего-то более серьезного и это могло сойти. То, что было бы полезно в этой ситуации, по закону подлости, не оказалось рядом, Браунинг Бёттхера надежно хранился в сейфе моего кабинета, на первом этаже. Проклятье! Придется полагаться на собственную ловкость и, к сожалению, весьма смутные воспоминания о приемах самообороны, которым меня когда-то обучал Кристоф. Осторожно, стараясь ступать как можно тише, я на носочках направился в сторону, откуда донесся звук. Каждый шаг давался с трудом, ноги словно налились свинцом, а веник в вспотевших ладонях казался неподъемно тяжелым. Глухой коридор второго этажа, погруженный в полумрак, казался бесконечным. Здесь, вдали от привычного света и шума первого этажа, даже собственные шаги звучали пугающе громко, отражаясь от стен многократным эхом. К этому звуку примешивался и стук моего собственного сердца, который, казалось, вот-вот вырвется из груди. Сжимая черенок метлы так, что побелели костяшки пальцев, я медленно, почти по миллиметру, приближался к двери, из-за которой донесся шум. Каждый мускул был напряжен, а чувства обострены до предела. Я замер у самой двери, прислушиваясь. Тишина. Собрав всю свою волю в кулак, я замахнулся веником, как импровизированной дубиной, и резко толкнул дверь носком ноги, готовый к любой неожиданности. Дверь с тихим скрипом подалась под моим напором, открывая взгляду темное нутро комнаты. В первое мгновение я не увидел ничего, кроме теней, пляшущих в свете, проникающем из коридора. Но затем, в самом центре комнаты, на старом, выцветшем ковре, моему взору предстала она - красивая черная собака с белыми пятнами, рассыпанными по всему телу и широкой белой отметиной на груди. Она, заметив меня, тявкнула коротким, звонким голосом, а затем, издав низкий, гортанный звук, похожий на ворчание, грациозно опустилась на живот, вытянув перед собой лапы и положив на них морду. В её темных глазах, блестевших в полумраке, читалось любопытство и, как мне показалось, нечто похожее на дружелюбие. — Ты что здесь делаешь? — обескураженно вырвалось у меня. Вопрос, конечно же, был риторическим. Как она сюда попала? Как прошла мимо меня? И почему я вообще спрашиваю об этом собаку? В ответ она лишь завиляла хвостом, длинным и пушистым, и высунула розовый язык, тяжело дыша после своего, видимо, утомительного путешествия. Я же стоял, как громом пораженный, не в силах пошевелиться. Сердце, только недавно успокоившееся, снова заколотилось с бешеной скоростью. Кажется, я был на грани обморока. Все это было слишком странно, слишком нереально. — Ты мальчик или девочка? — спросил я, сам не понимая, зачем задаю этот вопрос. И тут же, осекшись, прошептал себе под нос: — Черт, совсем уже спятил, с животными разговариваю. Осознание абсурдности ситуации немного отрезвило меня. Я опустил веник, который все еще сжимал в руке, и, чтобы не смотреть в полные любопытства собачьи глаза, отвернулся. Медленно, стараясь не делать резких движений, я вытянул руку вперед, развернув ее тыльной стороной ладони к собаке, чтобы она могла обнюхать меня и привыкнуть к моему запаху. Собака, словно поняв мой жест, поднялась с места. Ее когти, постукивая по паркету, создавали тихий, но отчетливый ритм, нарушающий звенящую тишину комнаты. Она медленно приблизилась ко мне, внимательно вглядываясь своими умными глазами. Наконец, остановилась у моей руки,