Как я нечаянно написала книгу - Аннет Хёйзинг

Что ж, в конце концов я всегда могу стать садовницей. Аквилегия, наперстянка, вербейник, ясменник, копытень – я теперь знаю очень много растений. Лидвин показывает мне, как подрезать розы, как точить садовые ножницы и как выращивать рукколу из семян.

Из меня вполне получится дикая садовница.

«Катинка Каптейн:

работы в диком саду,

большом или маленьком».

– Держи, это тебе, – сказала Лидвин, когда я шла по садовой тропинке к дому. Она сунула мне в руки сверток и поспешила на кухню.

Сверток был из мятой коричневой бумаги. Может, она хотела, чтобы я сразу его развернула? Или надо подождать, пока она вернется с чаем?

Я отковыряла клейкую ленту. Упаковочной бумаги Лидвин явно не пожалела, метра три угрохала – сверток становился все меньше.

Книга. Конечно же, книга. Красная книга с зелеными и белыми буквами на обложке: Рената Доррестейн. «Секрет писателя».

Лидвин пока что оставалась на кухне. Я открыла книгу. На титульном листе надпись от руки: Лидвин на память, март 2000 г., а ниже: Рената Доррестейн. Подписанный экземпляр! Я почувствовала, как щеки заливаются краской. Лидвин подарила мне книгу с автографом Ренаты Доррестейн. Или просто дала почитать? Нет, тогда бы не стала завертывать в бумагу.

Я пошла к Лидвин. Может, поцеловать ее? Нет, лучше не надо.

– Большое спасибо, Лидвин, очень мило с твоей стороны. – Чуть не сказала «прикольно», но успела удержаться.

– Подержанный экземпляр, – сказала она.

Я изо всех сил старалась не засмеяться. Углы обложки загнулись, страницы по краям пожелтели. А когда листала книгу, я заметила черточки ее синего маркера, красные восклицательные знаки на полях и загнутые уголки страниц.

– Разве тебе она больше не нужна? – спросила я. Глупый вопрос. Она-то прекрасно знает секрет писателя.

– В случае чего возьму у тебя.

Когда мы сидели в саду, она сказала:

– Возможно, ты поймешь пока не все, что там написано. Я перечитывала эту книгу, пожалуй, каждый год и постоянно находила что-нибудь новое. – Она взяла у меня книгу, полистала.

– Лидвин, напишешь там что-нибудь для меня? Ну, как это называется…

– Посвящение, – сказала она. – Об этом я уже подумала. – Она прошла с книгой в садовый домик.

И вот что она написала, синей авторучкой:

Страницу 229 я нашла без труда. Загнутый уголок. Там было написано:

Сейчас я изо всех сил стараюсь не разреветься. Я ведь дала выбить себя с поля. Но не в писательстве. А в истории с Диркье.

– Папа, я совсем не помню, какой была мама.

Папа оторвал взгляд от компьютера.

– Но, девочка, у тебя же есть прекрасный альбом с ее фотографиями?

– Да, но я не знаю, какой она была на самом деле. Как звучал ее голос, как она двигалась, как пахла. – И как смеялась, как обнимала меня, напевала ли.

Я думала о Диркье. Мы по-прежнему не говорили о ней. Я не решалась спросить у папы, как обстоит дело, разговаривал ли он с ней после того случая, и как все будет дальше, и сердится ли она. Мы делали вид, будто ничего не произошло. Я понимала, что бесконечно так продолжаться не может. И знала, что папа будет ждать, пока я сама об этом не заговорю. Дай только срок, сказала Лидвин, тем я и руководствовалась.

Папа взглянул на мамину фотографию возле компьютера.

– Ты ведь была совсем маленькая.

– Как бы я хотела, чтобы она вернулась, пусть ненадолго. На пять минут. Тогда я быстро сниму видео и смогу пересматривать его каждый раз, когда стану забывать, – сказала я.

– Да, сурикатик, – сказал папа и притянул меня к себе на колени. – Я бы тоже хотел.

Когда папа меня позвал, мне пришлось возвращаться издалека. Сперва я услышала во сне, как кто-то окликнул меня. Лишь мало-помалу до меня дошло, что у кровати стоит папа. Вокруг кромешная темнота.

– Ой, который час? – спросила я.

– Полпервого, можешь спать дальше, но я кое-что придумал, и тебя это очень обрадует.

– Что придумал? – спросила я. С закрытыми глазами. Не хотела просыпаться.

– Свадьбу маминой лучшей подруги снимали на видео. Мама тогда говорила речь. А через неделю родился Калле.

Я мгновенно села в постели.

– А кто она, ты можешь ей позвонить?

– Эвелин, фамилию я забыл. Вскоре после свадьбы она переехала на Гронингенскую равнину.

– Может, прямо сейчас поищем в Гугле? – Я уже стояла возле кровати.

– Нет, я завтра этим займусь. А сейчас спи себе спокойненько.

Спи спокойненько. Будто я смогу спать. Я услышу мамин голос, увижу, как она смеется! Я легла на спину, чтобы заснуть, но сна не было ни в одном глазу.

Немного погодя я встала. Сперва поискала в Гугле «Эвелин, Гронинген», но, понятно, ничего не нашла. Съела яблоко, выпила стакан воды. Потом села на лавку с пачкой старых журналов «Линда», оставшихся от Диркье.

И все-таки уснула, потому что в полвосьмого меня растолкал Калле.

– Пап, позвони в школу, скажи, что я заболела! – крикнула я на кухню папе.

– А ты заболела? – спросил он.

– Нет, но тогда я помогу тебе искать Эвелин, а потом мы заберем фильм и сразу же посмотрим.

– Ступай в школу, а я разыщу Эвелин.

Все утро в школе у меня в животе стоял ком, так мне не терпелось поскорее рвануть домой.

– Ну, ты ее нашел? – первым делом спросила я.

– Да, послал мейл, но ответа пока нет.

Весь день я ни о чем другом думать не могла. Но к вечеру все-таки забыла про Эвелин, потому что, когда папа крикнул от компьютера: «Она его сохранила!», я сперва не поняла, о чем речь.

– Кто что сохранил?

– Эвелин, она пишет, что видео по-прежнему у нее.

– Ура! – крикнула я. И в три скачка добралась от лавки до его рабочего стола.