Авиатор: назад в СССР 12 - Михаил Дорин

Держи! Держи! — выхожу в эфир, когда самолёт слегка начал крениться влево.

Представляю, как сейчас Ваня работает с органами управления! Разворачивающий момент парирует педалями и ручкой управления. Скорость падает, плоскости управления постепенно приближаются к своему упору. Теперь я ему уже не помощник.

Надо бежать к нему. Выскочил на улицу, но до Ивана больше километра.

Техник-связист отдал мне самый лучший транспорт для аэродромных передвижений — велосипед. Я вскочил на эту нестареющую классику под названием «Урал» и устремился по полосе. Представляю, как это всё смотрится со стороны.

Самолёт подъехал к центру полосы. Дальше его уже не удержать. Всё! Двигатели перестали работать.

Был слышен удар об бетонную поверхность левой стойки. Скрежет, и во все стороны летят ошмётки порванного пневматика. В воздухе пары вытекающего керосина смешались с запахами гари и дыма. И тишина.

Фонарь МиГа открылся. Ваня почему-то не вылезает! Тут рвануть может в любой момент, а он спокойно маску снимает. Я уже почти подъехал к самолёту, как Иван спрыгнул вниз и быстрым шагом отошёл в сторону.

Подъезжаю к нему и начинаю отводить подальше от самолёта. Из баков продолжает выливаться топливо, а сам борт стоит, слегка накренившись на левую сторону.

— Мда, стойка изуродована, — сделал вывод Швабрин.

— И дырка немаленькая, — показываю я на огромное отверстие в третьем топливном баке.

Размер его чуть больше кулака. Задерживаться рядом с самолётом не стоит. Команда технической помощи уже начала работать. Сам же Ваня выглядел слегка потерянным. Взмок изрядно, и только через минуту он почувствовал, что замерзает.

— Серый, а ты без машины? — спросил Швабрин.

— У меня лучше транспорт, — ответил я и показал ему на «Урал» в паре метров от нас.

— Тогда я за рулём. Буду согреваться.

Если честно, и мне уже стало некомфортно в комбинезоне. Куртку ведь оставил у РВП.

После полётов Сагит объявил, что завтра из Москвы в Крым вылетает Федотов. Будет разбираться на месте.

Генеральный конструктор Белкин уже вызван в Министерство Авиапрома.

— Не знаю, чем это закончится, но время мы сейчас потеряем очень много, — сказал Байрамов, стоя за трибуной в классе постановки задач.

Ваня выглядел задумчивым, иногда посматривая на меня.

— Такого рода опытная машина дороже серийных — как с точки зрения материальных затрат на их проектирование и изготовление, так и жёстко лимитированных сроков. Мы сейчас откатимся по обоим направлениям, — сделал вывод один из инженеров.

— Будем нагонять. Меньше делать выходных, — сказал Швабрин, уставившись в окно.

— Фёдорович, ты не понимаешь, что машина, которой предстоит сесть на палубу, теперь не в строю. Время починки — неизвестно. Мы ещё с системой управления двигателем не разобрались…

— Так разбирайтесь! Или вас учить надо⁈ — воскликнул Ваня.

Я положил руку на плечо Швабрина, чтобы успокоить его. Понятно, что он сейчас расстроен и на взводе. Но здесь все переживают за дело фирмы.

Иван посмотрел на меня и пару раз кивнул.

— Ладно, мужики. Вспылил, был не прав.

— Всё нормально, Фёдорович, — махнул ему инженер.

Через пару минут меня, Сагита, Ивана и ведущего инженера пригласили осмотреть посадочный блок наземного тренажёра.

Я уже догадывался, в чём была суть вопроса. Мы сможем определить причину сегодняшнего инцидента. Осмотрев несколько минут металлическую поверхность блока, всё стало понятно.

— Вот и причина, — указал я на повреждение рессоры механизма тросоподъёмника.

Это металлическая дуга длиною около метра. Она находится в допустимой зоне посадки. При проектировании было указано, что нагрузки она выдерживает и при наезде на неё самолёта. До сегодняшнего дня это было неоспоримо.

— Такого не могло быть, — утверждал начальник посадочного комплекса.

Его слова подтверждал представитель завода изготовителя. Он на постоянной основе присутствует на НИТКе, пока тренажёр ещё не до конца отработал срок испытаний.

— Но факт разрушения мы видим. Спорить бессмысленно, — указал Сагит.

— Значит, вы садились с недопустимым весом. Они были обозначены в методических рекомендациях. Я вас предупреждал об этой опасности! — возмущённо заявил командир полка.

Выглядит он весьма грозно. Курносый с густой шевелюрой. Рост в районе 190 сантиметров. Огромный, как тяжелоатлет. Как он вообще в истребителях оказался⁈

— Вас не смущает, что наш самолёт легче Су-27 в любом посадочном весе? — продолжил Сагит.

— Нет, не смущает. И мне ваши полёты очень здесь не нравятся. Они незаконные.

— Мы с вами это обсуждали. Разрешение сверху… — начал говорить Сагит, но командир полка его перебил.

— Сверху вы тоже всем надоели. Есть телеграмма выгнать вас отсюда. Но мне ваши полёты проталкивает командование ВМФ. Теперь я им расскажу, что ваши действия нанесли ущерб тренажёру.

Угрожает здорово, но очень предсказуемо. Я посмотрел на разрушенную рессору. Наверняка проблема в технологии изготовления металла. Сама дуга потеряла характеристики упругости и разрушилась от постоянных нагрузок.

— Сагит, а почему бы нам не созвониться с заводом, где и были изготовлены части посадочного блока. Пригласить их сюда и пускай проверят металл, — предложил я.

Представитель завода задёргался. Видимо, он не совсем в теме эксплуатации тренажёра. Дядю отправили, как в командировку сюда. Мол, ходи тут, но не отсвечивай, а умные ребята приедут летом. Позагорать, так сказать.

— Я позвоню. Но надо понять, кто изготавливал эти рессоры, — тихо ответил представитель завода.

— Тут вариантов два — Черноморский судостроительный завод и Ленинградский Пролетарский завод. Вы с какого?

Дяденька промолчал и попросил отлучиться. Выходит, что проблема явно не в нас.

— Товарищ командир, наше мнение, что здесь всё ясно. Рессора при наезде на неё колесом энергично лопнула, порвала его и пробила осколками бак, — предположил Сагит.

— Да ну вас, испытателей, — махнул рукой командир полка и пошёл к служебному УАЗу.

На следующий день Меницкий не прилетел. Передал, что пока все мероприятия приостановили. И не только