Вторжение в Империю - Скотт Вестерфельд

— Но те старики, которые ошибались, умерли, —закончила она.

Зай медленно кивнул.

— Я от многих слышал, что вы, «розовые», поборникисмерти. Но считал, что это преувеличение.

— Это не преувеличение. Смерть — это главное условиеэволюции. Смерть — это изменение. Смерть — это прогресс. А бессмертие — этоидея, убийственная для цивилизации.

Зай улыбнулся и обвел взглядом холл, пытаясь впитать роскошьдворца.

— Пока мы не похожи на умершую цивилизацию.

— Семнадцать столетий назад Восемьдесят Планет обладалинаиболее развитой техникой на этом витке галактической спирали, — сказалаНара Оксам. — А теперь полюбуйтесь… Риксы, тунгаи, фастуны — все онипревзошли нас.

Зай вытаращил глаза. Об этом редко говорили вслух дажесекуляристы. Но Лаурент Зай, человек военный, должен был знать, что это правда.Каждая очередная война становилась все более и более тяжелой, врагидействительно опережали Империю Воскрешенных.

— Но семнадцать веков назад, — возразилЗай, — мы не были Империей. Мы были россыпью планет, как риксы, но толькомежду планетами расстояния были больше. Никакой стабильности, никакойвнутренней конкуренции. Теперь мы сильнее, даже при наших технических…недоработках. К тому же мы владеем единственной технологией, которой стоитвладеть. Мы способны победить смерть.

— «Древнего Врага», — процитировала Оксам. Такназывали смерть в Политическом Аппарате.

Древним врагом, против которого дерзнул выступитьВоскрешенный Император. Выступил, победил и воскрес.

— Да. Мы победили смерть, но живущие продолжаютпрогрессировать, — продолжал Зай. — У нас есть Сенат, есть свободныерынки.

Нара Оксам печально улыбнулась.

— Но мы задыхаемся от тяжести мертвецов. Медленно, новерно они с каждым годом все больше богатеют, обретают все большую власть и всесильнее владеют умами живых.

— Такими умами, как мой, например? — спросил Зай.

Оксам пожала плечами.

— Я не претендую на знание вашего ума,капитан-лейтенант. Невзирая на все, что болтают о моих способностях.

— Вы считаете, что Империя уже мертва? — спросилон.

— Нет. Еще нет. Но перемены придут, а когда они придут,Империя лопнет, как тетива, которую тянут слишком много трупов.

Лаурент Зай от изумления раскрыл рот. Созданный сенаторомобраз ошеломил его. В конце концов, ей все-таки удалось шокировать этогочеловека. Нара помнила о том, как впервые произнесла подобную речь на Вастхолде.Аудитория восстала, эмпатически отторгла ее слова, и ее горло наполнилосьжелчью. Но она увидела, как новые мысли нахлынули и заполнили те пространства,где прежде обитал ужас. Образ получился достаточно ярким для того, чтобывызвать брожение умов.

— Так вы хотите, чтобы мы вернулись к смерти? —спросил Зай. — Две сотни лет естественной жизни, а потом… ничего?

— Не обязательно, — покачала головой Оксам. —Просто мы хотим ограничить власть мертвых. Пусть занимаются живописью,скульптурой, пусть совершают паломничества по Восьмидесяти Планетам, но пустьне правят нами.

— Чтобы… не было Императора?

Она кивнула. Даже при том, что теперь она обладалановообретенным сенаторским иммунитетом, произнести эти изменнические речи вслухздесь, во дворце Императора, ей было трудно. Даже те, кто родились насекуляристских планетах, не были свободны от насаждавшейся повсюду культуры«серых». Старые сказки, детские стишки — все они повествовали о Древнем Враге ио том человеке, который его победил.

Лаурент Зай немного помолчал. Мимо проходил официант, и онвзял с подноса еще два бокала с шампанским, подал один Наре Оксам, они выпили.Некоторые из «свиты» Зая держались поблизости, но не решались бестактновмешаться в его разговор с «розовой» сенаторшей.

Нара Оксам исподволь разглядывала своего собеседника.Парадная флотская форма — эта координированная орда микроскопических машинок,безусловно, символизировала собой главный аспект имперского могущества:множество частиц, насильно сбитых воедино. Но как во многом из областиимперской эстетики, в этом соединении мириадов крошечных элементов быланеоспоримая элегантность. Сам же Зай не был приземист, как большинство выходцевс планет с высокой силой притяжения. Он был высок и немного худ. Особенно Нарепонравился изгиб его спины.

— Позвольте задать вам вопрос, — проговорила Нара,дабы отвлечься от собственных мыслей.

— Конечно.

— Вы находите мои речи изменническими?

— По определению — нет. Вы сенатор. Вы неприкосновенны.

— Но если отбросить неприкосновенность?

Зай нахмурился.

— Если бы вы не были сенатором, то тогда, поопределению, получилось бы, что вы только что совершили государственную измену.

— Только по определению?

Зай кивнул.

— Да, сенатор. Но, вероятно, не по духу. В концеконцов, вас заботит благо Империи, в каком бы виде вы ни воображали ее будущее.

Оксам улыбнулась. На протяжении всего разговора она думала оЗае как о человеке неутонченном. Он ведь никогда не был знаком ни с кем из«розовых». Может быть, так оно и было, но со многими ли из закоренелых «серых»она сама разговаривала честно, открыто? Пожалуй, ее суждение о нем было тожепо-своему неутонченным.

Зай заметил выражение ее лица и вопросительно вздернулброви.

— Я просто подумала: ведь могут произойти изменения всознании, — проговорила она.

— Так, чтобы смерть не руководила процессомизменений? — уточнил Зай.

Она кивнула.

Он глубоко вздохнул и отвел взгляд. На миг она решила, чтоон прибег к синестезии. Но затем искорка интуиции подсказала Оксам, что этотчеловек намного глубже, чем кажется на первый взгляд.

— А может быть, — сказал Лаурент Зай, — я ужемертв.

Что-то произошло с Нарой. Она ощутила невероятный приливэмпатии, словно антиэмпатический препарат вдруг потерял свое действие: в самыхглубинах души этого человека таился страх, какая-то рана, открывшаяся из-затого, что он заглянул в бездны Зла. Это ощущение было похоже на шквальный порывледяного полярного ветра, на древний страх, вдруг проявившийся на физическомуровне. Агония, безнадежность. И вдруг Нара возненавидела Императора за то, чтоон нацепил на этого человека медаль.

Его наградили, а надо было бы исцелить.

— Многое ли вы успели повидать на Родине,Лаурент? — негромко спросила Нара.

Он пожал плечами.

— Столицу. Этот дворец. Скоро увижу Императора,собственной персоной. Это больше, чем воскрешенным обычно доводится увидеть застолетия паломничества.