Акушерка Аушвица. Основано на реальных событиях - Анна Стюарт

К огромному облегчению Аны, он держал в руке банку от зубного порошка.

– Это мои медицинские документы, – пояснила Ана. – В жестянке они не отсыреют.

– Горазды вы врать, – рявкнул эсэсовец, но, открыв банку, действительно обнаружил внутри документы, подтверждающие ее квалификацию акушерки. С кислым видом он сунул жестянку в карман и сунул пальто ей в руки.

– Пошли! – рявкнул он.

Оттягивать дальше было нельзя.

Ана с сыновьями спустилась по лестнице. Их затолкали в темный фургон. Соседи боязливо выглядывали из дверей. Оставалось лишь молиться, что кто-нибудь предупредит Бартека и Бронислава, чтобы они не попались в ловушку СС. Дверцы машины громко захлопнулись. Ана подумала, что может никогда больше не увидеть любимого мужа.

Единственным утешением было то, что коробку с документами не нашли. Они схватили ее, Сандера и Якуба, но Филипп и Эстер не пострадали. Но и выбраться из гетто они не смогут. Их ждет лагерь смерти, и мысль об этом причинила Ане боль такую же сильную, как ждала ее в зловещих застенках гестапо.

Часть вторая. Аушвиц-Биркенау

Глава четырнадцатая. Апрель 1943 года

ЭСТЕР

– Ну же, мама, выпей – это придаст тебе сил.

Эстер поднесла к губам матери чашку с бульоном и заставила ее немного выпить. Рут старалась изо всех сил, но она так ослабела, что сил не хватало даже на глоток. Эстер молилась о терпении. Ей нужно было возвращаться в больницу, но она не могла оставить своего драгоценного пациента.

– Хорошо, мама. Нам нужно всего лишь немного времени…

Рут с извиняющимся видом смотрела на дочь. Лицо ее страшно исхудало. Эстер сосредоточилась на бульоне. Мама старалась изо всех сил. Эстер улыбнулась ей.

– Хорошо… Очень хорошо…

Рут сделала еще глоток, и в душе Эстер зародилась надежда. Зима была долгой и холодной. В гетто свирепствовал туберкулез, который буквально косил несчастных. В начале января умерла бедная Сара. Она так страшно кашляла, что ее страдания были невыносимы для близких. Когда Господь наконец-то прибрал ее, все почувствовали, что это благословение. Эстер оплакивала свекровь – вся их совместная жизнь прошла в тяготах и страданиях. Она старалась утешить Филиппа, обнимая его по ночам, когда он не мог сдержать слез горя. Рут же по-прежнему цеплялась за жизнь. Когда настала весна, Эстер почувствовала, что мама может поправиться – если только будет есть.

Единственное, чего им не хватало, это времени. Зимой поезда из гетто уходить перестали – наверное, немецким солдатам не хотелось гнать людей на смерть по снегу и льду. Но в последнюю неделю поезда снова появились, и все, кто не работал, могли в них оказаться. Рут нашли легкую работу в пекарне – благодарная бабушка принятого Эстер в первый день Хануки мальчика оказала ей эту услугу. Если мама сможет подняться с постели, все будет хорошо.

– Доешь, мама, пожалуйста.

Рут закатила глаза, но сделала еще глоток.

– Не знаю, почему ты со мной возишься, дорогая…

– Потому что я люблю тебя, мама.

В глазах Рут сверкнули слезы. Она протянула тонкую руку и на удивление крепко обняла дочь.

– Ты хорошая девочка, Эстер. Как бы мне хотелось, чтобы тебя удалось освободить.

– Я рада, что у нас не получилось – тогда я не смогла бы позаботиться о тебе.

Это было правдой, но Эстер не смогла сдержать сожаления при мысли о том, как близки они с Филиппом были к освобождению из этого ада. Четыре раза они прятались на фабрике Филиппа, выжидая момента, чтобы спрятаться в телеге, но каждый раз появлялась еврейская полиция. Полицейские слонялись в самых неподходящих местах, и молодые супруги так и не смогли забраться в телегу. А потом прозвучало страшное слово: «Прекращение».

Эстер до сих пор не знала, что случилось, но с тех пор она ничего не слышала об Ане, а ее сын Сандер больше не водил трамваи. Каждую ночь они с Филиппом опускались на своем чердаке на колени и молились за семью Каминских. Но все боялись самого страшного. Если их схватили за помощь евреям, спасения для них нет. И Эстер была невыносима мысль о том, что эти несчастные добрые люди могут погибнуть из-за нее.

– Мы должны выжить, чтобы сохранить память о них, – сказал ей Филипп.

И они старались изо всех сил. Но когда жизнь превратилась в одно непрерывное выживание, делать это стало все труднее.

Единственное место, где они находили какую-то радость, это был чердак, где можно было лечь рядом. Эстер даже покраснела, вспомнив, как нежно ласкал ее Филипп этой ночью.

– Ты мой праздник, Эстер, – шептал он, проводя губами по ее коже. – Ты – мой концерт и мой праздник, мой день и моя ночь. Ты – все, что мне нужно.

– И ты для меня все, – шептала в ответ Эстер, выгибаясь навстречу мужу.

– Эстер!

Эстер подпрыгнула, забыв о приятных воспоминаниях. С лестницы ее кто-то позвал.

Выбежав, она увидела свою соседку, Далилу. Та смотрела на нее с ужасом.

– Они идут! Полиция идет! И у них есть список!

Эстер похолодела.

– Где они?

– Идут к моему дому, но очень быстро. Мы не успеем спрятать Рут. Ты сможешь ее вывести. У Веры на Маринарской есть подвал. Она сможет… Ох!

Эстер с ужасом смотрела, как полицейский хватает Далилу и бесцеремонно отталкивает ее.

– Эстер Пастернак? – спросил он.

Эстер кивнула.

– Хорошо. У меня есть список тех, кто стал обузой для рейха.

– Что?

Молодой еврей все же покраснел, но быстро справился с собой и продолжил свое злое дело.

– Обузой для рейха. Германия не может позволить себе содержать в гетто тех, кто не вносит вклад в экономическое процветание общества.

– Простите?

– Я говорю про работающих. Вы меня понимаете. Пожалуйста, не осложняйте мою работу.

– Вашу работу?! – возмутилась Эстер. – Вашу работу?! И вам не стыдно отправлять несчастных беззащитных людей на смерть? Совесть вас не мучает? Нет, вас беспокоит лишь то, что вам придется потратить больше времени и в свой теплый дом к нацистской еде вы придете позже, чем собирались.

– Эстер! – предостерегающе воскликнула Далила, но Эстер было уже не остановить.

– Почему? – спросила Эстер, спускаясь к полицейскому. – Почему вы это делаете? Почему вы продаете собственный народ врагу?

– Германия не враг, – упрямо возразил полицейский. – Фатерлянд – наш защитник.

– Вас этому учат? И как же защищают наш народ газовые камеры?

Полицейский поежился.

– Иногда нужно жертвовать отдельными людьми для блага общества.

– Жертвовать? Этому ли учит нас наша вера? Этому ли учит нас Тора?

– Ну… я…

– Я скажу вам, чему учит Тора: «Пред лицем седого вставай и почитай лице старца, и бойся [Господа] Бога твоего». Левит 19, стих 32. Скажите же мне, почитаете ли вы седых, когда вытаскиваете их из постелей и грузите на поезда, везущие их на смерть?

Эстер заметила, что Далила в испуге отступила, чтобы ее не схватили заодно. Но разве она смогла бы отправить свою мать на смерть, даже не сопротивляясь этому?

– Послушайте, – сказала Эстер уже спокойнее. – Моя мать работает в пекарне. Она выходит на работу на следующей неделе, и ей нужно несколько дней, чтобы собраться с силами.

Это была ложь, и все