Акушерка Аушвица. Основано на реальных событиях - Анна Стюарт

длинные ряды бараков за колючей проволокой. Бараки стояли в шесть рядов – первые три ряда деревянные, задние – кирпичные. Каждый мог вместить человек пятьдесят. Ана попыталась прикинуть общее количество узников этого ада, но за деревьями она не видела всех бараков и быстро сбилась со счета.

Правая часть лагеря была раз в пять больше. Здесь бараки стояли перпендикулярно дороге. Их было столько, что они терялись вдали. Бараки стояли на размешенной в грязь глине, но, в целом, в лагере было странно пусто. Ана посмотрела на сестринские часы на груди и увидела, что было девять утра. Может быть, люди на работе? Эта мысль вселила в нее надежду, но потом она вспомнила предостережение узника – «старайтесь казаться сильной» – и перевела взгляд с бараков в дальнюю часть лагеря, где на фоне мрачной ограды неуместно жизнерадостно зеленели деревья. А дальше дымили пять высоких труб. Густой черный дым поднимался над ними. Ана ощутила в воздухе запах жареного мяса.

– Господи, помилуй нас, – прошептала она и еще крепче вцепилась в руку Эстер. – Выпрямись, Эстер. Старайся выглядеть бодрой и сильной.

– Что?

Эстер все еще была охвачена горем. Она непонимающе посмотрела на свою спутницу.

– Просто делай, как я говорю, – резко ответила Ана.

Колонна остановилась. Ана увидела человека в эсэсовской форме с аксельбантами. Узники поочередно выходили вперед, и эсэсовец осматривал их, а потом указывал стеком направо или налево. С первого взгляда стало ясно, что справа стоят те, кто не способен работать. Ана снова посмотрела на темный дым и заставила себя расправить плечи и выпрямиться. Как и в гетто, нацисты готовы были сохранить жизнь только тем, кто мог быть им полезен.

– Ты!

Ана сделала шаг вперед. Сердце ее отчаянно колотилось. Эсэсовец с любопытством посмотрел на нее, на ее покрытое синяками лицо.

– Она довольно стара, герр доктор, – сказал кто-то, стоявший за ним, и Ана с поразительной ясностью поняла, что сейчас решается ее судьба.

– Стара, но сильна, – ответила она, радуясь тому, что голос ее звучит твердо. – Я медсестра и, кроме того, акушерка.

– Акушерка! – хмыкнул спутник доктора, но тот посмотрел на Ану с определенным интересом.

– И можешь это доказать?

Сердце Аны отчаянно колотилось. Она вытащила из кармана коробочку от зубного порошка и попыталась ее открыть. Доктор щелкнул пальцами, и его помощник выхватил коробочку и открыл. Документы выпали. Доктор просмотрел их и кивнул.

– Отлично. Налево! – Он посмотрел на помощника. – Блок 17.

– Но, герр доктор…

– Блок 17! – рявкнул доктор, и помощник подчинился.

– Да, герр доктор.

Ана собралась с духом и внимательно посмотрела на доктора. Она заметила, что руки его слегка подрагивают, а белки глаз покрыты желтоватой патиной, выдающей пьющего человека. В такой ранний час ему явно не хотелось заниматься рутинной работой. Скрестив пальцы за спиной и положившись на Божий промысел, Ана заговорила.

– Эта молодая женщина – моя помощница.

– Эта? – Он сделал жест рукой, и Эстер вышла вперед. – Она слишком худая.

– Но очень способная.

– Отлично. Налево.

Помощник покраснел.

– Герр доктор…

– Молчать! – рявкнул доктор. – Мы получили новые указания, а ты, идиот, не в курсе. Молчи, а я буду заниматься своей работой.

Помощник чуть не лопнул от ярости, но Ане уже не было до этого дела. Схватив Эстер за руку, она поспешила налево. Ей была мучительна мысль, что она не может помочь несчастным, оказавшимся справа, но собственное выживание уже было маленькой победой. Вопрос был лишь в том, что произойдет в блоке 17.

– Вы, акушерки, марш сюда! – Женщина в эсэсовской форме с ухмылкой грубо толкнула их в спину. – Достойное призвание, акушерство, верно, Клара?

Плотная женщина с крепкими бицепсами и злобным рябым лицом подошла к дверям и внимательно изучила вновь пришедших.

– Очень достойное, ауфзеерин Грезе, – ответила она со смешком. – Жизнь священна и все такое.

Ана пыталась разглядеть деревянный барак за ее спиной, но женщина полностью перекрывала дверь.

– Это сестра Клара, – сказала Грезе. – Она тоже акушерка. Или была ею.

– Меня лишили лицензии, – с гордостью пояснила Клара. – Детоубийство.

Ана похолодела.

– Детоубийство? – прошептала она.

– Аборты, – спокойно ответила Клара. – Это преступление – хотя, должна сказать, не для тех женщин, которые ко мне обращались. Кому хочется жертвовать жизнью ради какого-то хнычущего отребья?

– Верно, – согласилась Грезе, зловеще улыбаясь Ане и Эстер. – В Аушвице-Биркенау сестра Клара в полной мере овладела своим искусством.

– В совершенстве, – с гордостью согласилась Клара. – Теперь я могу избавиться от любого ребенка.

Ана украдкой глянула на Эстер, но им обеим удалось сохранить спокойствие. Они уже поняли, как работает лагерь. «Обработка» была демонстрацией зловещего унижения. Их привели в большое здание на задворках лагеря, за двумя длинными корпусами с высокими трубами, и приказали раздеться. Офицеры, преимущественно мужчины, не стеснялись «подгонять» замешкавшихся кожаными хлыстами. Выбора не было – пришлось снять одежду и стоять совершенно обнаженными.

Мучительно медленно их провели перед ухмыляющимися нацистами. Потом другие заключенные большими ножницами состригли их волосы, а немыслимо тупыми бритвами сбрили все волосы на обнаженных телах. Ана, родившая трех детей, просто закрыла глаза и отключилась, но успела заметить яростное смущение в юных глазах Эстер. Она почувствовала кипящую в ней ярость, готовую вырваться на поверхность. К счастью, все закончилось быстро, и они оказались перед маленьким узником, держащим в руках иглу.

– Руку.

– Что? – не поняла Ана.

– Дай мне свою руку.

Заключенный взял руку удивительно осторожно, но хватка у него была крепкой. Он наколол на ее коже номер: 41401. Значит, более сорока тысяч женщин уже прошли через эти жуткие ворота до нее. Сколько же из них еще живы? Ей захотелось уклониться от страшной иглы и сопротивляться, но прежде чем она собралась с духом, их загнали в темную комнату для «душа». В Лодзи ходили слухи о газовых камерах, замаскированных под душ. Когда двери захлопнулись и что-то лязгнуло, Эстер и Ана вцепились друг в друга. Ана никогда в жизни не чувствовала более сильного облегчения, как в тот момент, когда из труб потекла вода – пусть холодная, но зато чистая.

Когда душ закончился, они выстроились в очередь за полосатыми кофтами и бесформенными юбками. Юбка Эстер оказалась слишком большой, но никакого пояса ей не полагалось. В конце концов Ана завязала ее юбку сзади грубым узлом – только так юбка не падала до щиколоток. Никакого белья и носков женщинам не полагалось – только неуклюжие деревянные ботинки, которые постоянно сваливались с ног. Их отправили обратно в блок 17, к той самой зловещей акушерке.

– Я выбрала эту профессию, чтобы спасать жизни детей и матерей, – осмелилась сказать Ана.

Сестра Клара зловеще хмыкнула.

– Очень мило. – Затем лицо ее окаменело. – Пора переучиваться, blode Kuhe (белобрысая корова).

Ана вздрогнула, но ее не раз оскорбляли и похуже. Она не позволит этой гадине себя запугать.

– Лучше покажите нам здесь все.

– Много времени не потребуется.

Клара отступила, сделала издевательский жест, приглашая их войти. Ана осторожно сделала несколько шагов и в ужасе отшатнулась. Запах был ужасающий – кровь, пот, экскременты, вонь немытых тел. Что-то пробежало по полу. Эстер за спиной Аны вскрикнула:

– Крыса!

Клара совершенно спокойно пнула крысу ногой. Ана заметила, что на ногах у нее большие приличного вида ботинки.

– Им здесь нравится, этим тварям, – почти ласково сказала Клара. – Еды хватает,