Выжившая. Дневник девушки из Варшавского гетто - Мириам Ваттенберг

получает от него письма через хорошо оплачиваемого контрабандиста, так как официальной связи между генерал-губернаторством и оккупированной Советским Союзом областью нет. В таких случаях девушка без ума от радости. Она приходит ко мне и смеется и плачет. Она очень страдает от своего одиночества и по этой причине посещает собрания бельских беженцев, где встречается с друзьями из своего старого дома и вспоминает беззаботную и роскошную жизнь, которую она когда-то вела.

У нас существует несколько таких групп из разных польских городов, среди них также из Лодзи и Люблина, которые весьма активны. У более крупных групп есть собственные штаб-квартиры, которые открыты весь день, а у некоторых даже имеются собственные кухни, где подают еду бездомным. Там встречаются беженцы из одного города и организуют помощь вновь прибывшим. Время от времени они устраивают концерты; все деньги, которые они собирают, идут нуждающимся. Община часто обращается к этим группам с просьбой позаботиться о своих соотечественниках, которых расселили в домах прибывших ранее беженцев. Все квартиры гетто переполнены, и в среднем в одной комнате проживают от шести до десяти человек. В результате возникает серьезная опасность эпидемий, особенно сыпного тифа. Главный переносчик этой страшной болезни – платяная вошь, и избежать встречи с этим отвратительным насекомым трудно. Чтобы заразиться, достаточно пройтись по улице и прикоснуться к кому-нибудь в толпе. Отовсюду приходят тревожные вести о жертвах сыпного тифа.

Глава V

Русские бомбы

26 июня, 1941

Я пишу это в бомбоубежище нашего дома. Несу ночное дежурство в составе местной противовоздушной обороны. Русские бомбят все чаще и чаще[41]. Мы находимся в опасном месте, недалеко от главного железнодорожного вокзала. Сейчас одиннадцать часов. Я сижу возле маленькой карбидной лампы. Впервые с момента начала военных действий между Россией и Германией мне удалось что-то написать. Шок был колоссальным. Война между Германией и Россией! Кто бы мог подумать, что это произойдет так скоро!

В исторический день 22 июня в четыре часа дня наша театральная труппа давала свой традиционный воскресный спектакль в зале Вейсмана. Миша продекламировал стихи, а потом к публике вышла я и, не знаю почему, впервые ощутила страх перед сценой. Ромек, сидевший за роялем, заметил мое смущение и со свойственной ему добротой прошептал: «Не бойся, только помни тональность!» Его взгляд воодушевил меня, и после первых тактов страх перед сценой исчез.

Я спела первую песню и начала вторую, как вдруг раздался страшный взрыв, и вся сцена затряслась. Я не поняла, что происходит. В окно я видела, как разрушенное здание напротив (обрушенное во время осады Варшавы) разлетелось на куски. Что это может быть? Я тут же сообразила. Нас опять бомбят? Кто?

Зрители забеспокоились, но Ромек не прерывал игры и шептал мне: «Продолжай петь, ничего страшного». Мои ноги дрожали, в голове крутились всякие мысли, но я продолжала петь. Взрывы продолжались, но, казалось, немного отдалились. Когда я закончила свой номер, в зале началась паника и зрители бросились к выходу. Гарри пытался остановить их, но тщетно. Через несколько мгновений зал опустел. Кто-то принес известие, что русские разбомбили станцию и что многие дома на правой стороне улицы Сенная, где мы жили, пострадали. Я бросилась к выходу, но Ромек остановил меня. Только после того, как прекратились взрывы, мы ушли вместе с ним. Дойдя до угла улиц Сенная и Сосновая, я увидела, что наш дом не пострадал, и с облегчением вздохнула. Люди на улицах вырывали друг у друга из рук номера «Нови Курьер Варшавский»[42] с огромными цветными заголовками: «Война с красной чумой» и «Немцы защищают мир от большевистского потопа». Эти заголовки вызвали у всех улыбки.

В Варшаве немедленно объявили осадное положение. Комендантский час в гетто теперь начинался в семь часов вместо девяти, а за нарушение затемнения грозила смертная казнь. Но все это не ново. Сирены теперь воют довольно часто. Ослепительно яркие сигнальные ракеты, которые сбрасывают на Варшаву советские летчики, производят огромное впечатление. Они помогают красным военно-воздушным силам точно бомбить военные склады и аэродромы вокруг Варшавы.

В сегодняшнем официальном немецком коммюнике в «Нови Курьер Варшавский» говорится, что «советские бомбардировки Варшавы минувшей ночью не нанесли военного ущерба, но от них пострадало мирное население. Большевистские летчики били по жилой части города, а также разбомбили госпиталь». Редакция газеты обратилась к польскому населению с призывом «принять активное участие в священной войне против красных варваров» и предложила создать специальный польский легион для борьбы с большевиками.

Днем я получила нелегальный бюллетень, в котором сообщалось прямо противоположное. Русские бомбардировщики нанесли большой ущерб главному железнодорожному вокзалу и разрушили длинный участок пути. Был разбомблен и аэродром Океце, а на нескольких военных заводах погибло большое количество польских рабочих.

Подпольная пресса теперь появляется чаще и выполняет важную функцию. Маленькие листовочки приносят нам глоток надежды и укрепляют наш боевой дух.

Кажется, это тревога – да так и есть: долгий звук сирены. Мне нужно бежать, чтобы разбудить коменданта.

1 июля, 1941

Дворникам нееврейского происхождения, все еще остававшимся в гетто, было приказано немедленно покинуть гетто, и многие евреи очень хотят получить эту работу. Отец пытался устроиться дворником[43] в наш дом ради дяди Перси, которому не на что жить, кроме того, что мы ему даем. Но наших запасов хватит ненадолго, если мы продолжим поддерживать такое количество родственников. Получить эту работу непросто. Необходимо согласие всех жильцов, и даже после того, как заявитель получил его, его назначение должна одобрить администрация общины.

Шансы дяди Перси получить эту работу невелики, поскольку он не живет в нашем доме. По этой причине мой отец в конце концов решил выдвинуть свою кандидатуру и взять Перси своим помощником. Этот план может сработать. В нашем доме четыреста жильцов, и дворник способен неплохо зарабатывать.

1 июля, 1941

В школе изобразительного искусства скоро экзамены. Учебный год длился всего семь месяцев; немцы отказались его продлевать. Профессора довольны успехами большинства студентов. Однако существует большая нехватка припасов: только два магазина в гетто все еще продают кое-какую бумагу и краски по фантастическим ценам. Лист бумаги, стоивший до войны двадцать грошей, теперь стоит четыре злотых. Тушь, кисти и перья отсутствуют. Тем не менее нам как-то удается продолжать учебу. Некоторым студентам пришлось бросить уроки: чтобы выжить, им нужно было устроиться на работу.

Дети на улице Варшавского гетто. Лето 1941 года

Самый популярный студент – двадцатитрехлетний Здзлау Шенберг, худощавый молодой