Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря - Вольфганг Викторович Акунов

купить, со временем, новых рабов, чем досыта кормить старых. Простой экономический расчет, ничего личного… В данном случае рабовладельца даже нельзя упрекнуть в жестокости. Ибо жестокость — чувство, свойственное человеческой натуре. Но владелец сотни или тысячи рабов при всем желании не может испытывать никаких человеческих чувств к существам, которых он твердо решил не считать человеческими.

И, тем не менее…

«Каждый — хозяин своей судьбы

И воли своей кузнец!

Скоро восстанут рабы!

Терпенью придет конец!

На господ пойдем!

Все спалим огнем!..»

Схватка гладиаторов

Надо сказать, восставшим против своих бесчеловечных угнетателей рабам под предводительством доблестного Спартака было непросто обрести себе союзников и соратников в борьбе. Несмотря на существующие различия в точках зрения на данный вопрос, обедневшие свободные земледельцы и безработная городская беднота обычно не проявляли особой солидарности с рабами. Ведь в глазах обнищавших поселян и горожан именно на рабах лежала часть вины (и притом часть немалая!) в том, что они, поселяне и горожане, лишились работы и хлеба. К тому же в глазах свободной римской бедноты — вечной жертвы умелых манипуляций со стороны власть имущих — тот факт, что римские «терпилы-нищеброды», пусть даже прикрывающие свою наготу жалкими лохмотьями и ведущие растительное существование на жалкие подачки, все-таки — свободные, и потому — «достойные», «уважаемые» — люди, составлял главное, коренное, принципиальное различие между ними и «презренными» рабами. Ведь раб находился за пределами человеческого общества. А свободный бедняк все-таки был частью этого общества, как бы ему ни приходилось бедствовать. И самая что ни на есть «голь перекатная» не упускала случая гордо восклицать: «Не тронь меня, я — римский гражданин!», или, по-латыни: «Noli mе tangеrе, civis romanus sum!».

Будни римского цирка в дни гладиаторских игр

Тем более поразительным, в свете сказанного выше, представляется то обстоятельство, что проявившая отчаянную решимость горстка гладиаторов, не желавших продолжать разить друг друга насмерть на потеху римлянам и вырвавшихся, во главе со Спартаком, на свободу из фехтовальной школы своего ланисты[52] в италийском городе Капуе, и окопавшихся на вершине горы Везувия близ Неаполя, очень скоро получила подкрепление не только в лице рабов, занятых на полевых работах в окрестных латифундиях, но и в лице впавших в нищету свободных людей — главным образом разоренных римскими латифундистами италийских земледельцев (к которым, вероятно, часто присоединялись и более состоятельные италики, не удовлетворенные итогами антиримской Союзнической войны, упомянутой выше). Данный многократно засвидетельствованный анналистами факт красноречиво говорит как о масштабах всеобщей нужды, заставивших забыть о глубоко укоренившихся в умах социальных предрассудках, так и о незаурядном личном обаянии — харизме — предводителя этого восстания, кем бы он ни был — попавшим в римский плен фракийцем низкого происхождения, плененным (или не плененным) римлянами родственником фракийских или боспорских царей из династии Спартокидов, цирковым «фракийцем» (так назывались гладиаторы, сражавшиеся на потеху римлян на арене во фракийском вооружении, независимо от своей этнической принадлежности) либо же «дезертиром (из римской армии; если Спартак в ней и служил, то, скорей всего, не в легионах, а во вспомогательных частях — авксилиях, или ауксилиях, хотя и в их рядах мог пройти „полный курс“ римской боевой выучки— В. А.), ставшим разбойником», схваченным и отданным в гладиаторы, как утверждал римский историк Луций Анней Флор[53]. Саллюстий пишет о Спартаке, что тот был «равно велик своими силами и тела, и души». Плутарх писал о Спартаке, что бывший гладиатор отличался «не только большой смелостью и физической силой, но умом и гуманностью. Этим он значительно превосходил других, будучи гораздо более похожим на эллина, чем на людей своего племени» (высшая похвала в устах биографа-грека, вынужденного жить и писать под римской властью, вполне смирившегося со своей участью, но не утратившего эллинской гордости!). Между прочим, Плутарх сообщает о вожде рабов-повстанцев и еще одну, весьма любопытную подробность: оказывается, Спартак был женат (вещь, для раба в эпоху Цезаря совершенно невозможная!):

«Жена Спартака, его соплеменница, одаренная однако же даром пророчества и причастная Дионисовым таинствам, объявила, что это (змея, обвившаяся вокруг ее супруга — В. А.) знак предуготованной ему великой и грозной власти, которая приведет его к злополучному концу. Жена и теперь (в лагере спартаковцев на Везувии — В. А.) была с ним, сопровождая его в бегстве (из гладиаторской школы? — В. А.).»…

По версии советского историка и писателя Милия Езерского, автора грандиозной трилогии о гражданской войне в поздней Римской республике, Спартак действовал отнюдь не «сам по себе», но в тесном контакте с окопавшимся в Испании «марианцем» Серторием и с плетущим нити антиолигархического заговора в Риме Катилиной. Но так ли это было в действительности? Сплошные вопросы без ответа…

Не подлежит сомнению одно. Войско и обоз Спартака, объединившего под своим началом, по разным оценкам, от ста двадцати до двухсот тысяч рабов и свободных (обоего пола), на протяжении трех лет «гуляли» (во всех смыслах слова) по Италии, держа «Главу мира» — державный Рим — в постоянном страхе и трепете. Как это ни странно, италийские легионы «всегда победоносной» («по определению») Римской мировой державы, разгромившей первоклассные армии выдающихся полководцев — Ганнибала, Филиппа и Персея Македонских, Антиоха Сирийского, Тиграна Армянского, Митридата Понтийского и прочих наследников воинской славы и традиций Александра Великого, не раз были биты «полчищами» (?) «плохо вооруженных» (?), но зато «отличавшихся высокой дисциплиной» (?) и воодушевленных стремлением к свободе «спартаковцев — смелых бойцов». Как такое могло случиться? Конечно, нельзя забывать, что наиболее боеспособные, отборные римские легионы воевали за пределами Италии — в Испании и на Востоке. Но все же, все же, все же… В общем, движение Спартака таит в себе не меньше загадок, чем военная реформа Гая Мария…

Нам ничего или почти ничего не известно о «программе» Спартака (если таковая вообще имелась). Испокон веков и во все времена «хозяева жизни» замалчивали или, по крайней мере, демонизировали идеологию угнетенных, осмелившихся поднять оружие на своих угнетателей. Однако же высокая боеспособность, высокий боевой дух и упорство участников движения, возглавленного Спартаком, служат достаточно ярким свидетельством широкой популярности, которой эта идеология пользовалась в свое время. Извечные мечты всех обездоленных о «городе (или государстве) Солнца», в котором должны царить свобода и справедливость, наверняка сыграли в случае восстания Спартака, как и в других аналогичных случаях (например — антиримского восстания «солнцеградцев»-«гелиополитов» под руководством Аристоника[54]