Особые поручения: Пиковый валет - Борис Акунин

– Да, это я некрасиво поступил. –Валет покаянно повесил голову. – Можно сказать, проявил цинизм. Хотел нашайку «пиковых валетов» подозрение перевести. Про них вся Москва говорит.Пожалуй, за это мне к месяцу ареста еще церковное покаяние подбавят. Ничего,отмолю грех.

Он набожно перекрестился и подмигнул Анисию.

Эраст Петрович дернул подбородком, словно емудавил воротник, а между тем ворот его белой, вышитой восточным орнаментомрубахи, был широко расстегнут.

– Вы забыли о сообщнице. Она-то слотереей попалась крепко. И не думаю, что согласится отправиться в тюрьму безвас.

– Да, Мими любит компанию, – не сталспорить арестант. – Только сомневаюсь я, что она станет смирно сидеть ввашей клетке. Позвольте-ка, господин евнух, еще раз на ключик взглянуть.

Анисий, посмотрев на шефа, взял ключ покрепчеи издалека показал Валету.

– Да, я не ошибся, – кивнултот. – Вульгарнейший и допотопнейший замок марки «бабушкин сундук».Мимочка этакий в секунду шпилькой откроет.

Надворный советник и его ассистент сорвались сместа одновременно. Фандорин крикнул Масе что-то по-японски – верно, «глаз снего не спускать» или иное что в этом роде. Японец цепко взял Валета за плечи,а что было дальше, Тюльпанов не видел, потому что уже выскочил за дверь.

Они сбежали по лестнице вниз, пронеслись черезвестибюль мимо ошалевших жандармов.

Увы, дверь в комнату «Тарик-бея» быланараспашку. Птичка упорхнула!

Застонав, словно от зубной боли, ЭрастПетрович метнулся обратно к вестибюлю. Анисий за ним.

– Где она? – рявкнул надворныйсоветник на вахмистра.

Тот разинул рот, потрясенный тем, чтоиндейский принц вдруг заговорил на чистейшем русском языке.

– Живей отвечай! – прикрикнул наслуживого Фандорин. – Где девица?

– Так что… – Вахмистр на всякийслучай нахлобучил каску и взял под козырек. – Минут пять как вышли. Аихняя провожатая, сказали, еще побудут.

– Пять минут! – нервно повторилЭраст Петрович. – Тюльпанов, в погоню! А вы – смотреть в оба!

Сбежали по ступеням крыльца, промчались садом,выскочили за ворота.

– Я направо, вы налево! – приказалшеф.

Анисий заковылял вдоль ограды. Одна туфлясразу же застряла в снегу, пришлось скакать на одной ноге. Вот оградакончилась, впереди белая лента дороги, черные деревья и кусты. Ни души.Тюльпанов закружился на месте, словно курица с оттяпанной башкой. Где искать?Куда бежать?

Под обрывом, на той стороне ледяной реки, вогромной черной чаше лежал гигантский город. Он был почти невидим, лишь кое-гдепротянулись редкие цепочки уличных фонарей, но чернота была не пустая, а явноживая – что-то там, внизу, сонно дышало, вздыхало, постанывало. Дунул ветер,погнал по земле белую труху, и Анисия в его тонком халате пробрало до костей.

Надо было возвращаться. Может, ЭрастуПетровичу повезло больше?

Встретились у ворот. Шеф, увы, тоже вернулся водиночестве.

Дрожа от холода, оба «индейца» забежали в дом.

Странно – жандармов на посту не было. Затосверху, со второго этажа, доносились грохот, ругань и крики.

– Что за черт! – Фандорин с Анисием,не успев отдышаться после беготни по улице, со всех ног кинулись к лестнице.

В спальне все было вверх тормашками. Двоежандармов повисли на плечах у растерзанного, визжащего от ярости Масы, авахмистр, утирая рукавом красную юшку, целил в японца из револьвера.

– Где он? – озираясь, спросил ЭрастПетрович.

– Кто? – не понял вахмистр ивыплюнул выбитый зуб.

– Валет! – крикнул Анисий. – Ну,в смысле, старуха эта!

Маса залопотал что-то по-своему, но седоусыйжандарм ткнул его дулом в живот:

– Заткнись, нехристь! Так что, ваше…. – Служивый запнулся, не зная как обращаться к странномуначальсту. – Так что, ваше индейство, стоим внизу, смотрим в оба – какприказано. Вдруг сверху баба кричит. «Караул, кричит, убивают! Спасите!» Мысюда. Глядим, этот косоглазый давешнюю старушку, что с барышней была, на полповалил и, гад, за горло хватает. Она, бедная, «Спасите! – кричит. –Залез вор-китаец, напал!» Этот что-то по-своему бормочет: «Мусина-мусина!»Здоровый, черт. Мне вон зуб выбил, Терещенке скулу свернул.

– Где она, где старуха? – схватилвахмистра на плечи надворный советник, да, видно, сильно, – жандарм сталбелее мела.

– А тут она, – просипел он. –Куда ей деться. Напужалась, да забилась куда-нибудь. Сыщется. Не извольте… Ой,больно!

Эраст Петрович и Анисий безмолвнопереглянулись.

– Что, снова в погоню? – сготовностью спросил Тюльпанов, поглубже засовывая ноги в туфли.

– Хватит, побегали, повеселили господинаМомуса, – упавшим голосом ответил надворный советник.

Он выпустил жандарма, сел в кресло и безвольноуронил руки. В лице шефа происходили какие-то непонятные перемены. На гладкомлбу возникла поперечная складка, уголки губы поползли вниз, глаза зажмурились.Потом задрожали плечи, и Анисий напугался не на шутку – уж не собирается лиЭраст Петрович разрыдаться.

Но тут Фандорин хлопнул себя по колену изашелся в беззвучном, неудержимом, легкомысленнейшем хохоте.

Подобрав подол платья, Момус несся мимозаборов, мимо пустых дач по направлению к Калужскому шоссе. То и делооглядывался – нет ли погони, не нырнуть ли в кусты, которые, слава те Господи,произрастали в изобилии по обе стороны дороги.

Когда пробегал мимо заснеженного ельника,жалобный голосок окликнул:

– Момчик, ну наконец-то! Я уже замерзла.

Из-под разлапистой ели выглянула Мими, зябкопотирая руки. От облегчения он сел прямо на обочину, зачерпнул ладонью снег иприложил к вспотевшему лбу. Чертов носище окончательно сполз набок. Момусоторвал нашлепку, швырнул в сугроб.

– Уф, – сказал он. – Давно такне бегал.

Мими села рядом, прислонила опущенную голову кего плечу.

– Момочка, я должна тебе признаться…

– В чем? – насторожился он.

– Я не виновата, честное слово… В общем…Он оказался не евнух.