Последние Северы - Николай Анатольевич Савин

Между прочим, эта привычка Гелиогабала с золотым песком прижилась и ко временам Домината стала обычной в императорских верхах.

«Он дарил своим сотрапезникам все серебро, бывшее на пиру, и весь набор бокалов, и делал это очень часто». Насколько часто, мы не знаем, но случаи такие, наверняка, были.

«В качестве застольных подарков он дарил гостям евнухов, дарил четверки коней, лошадей с попонами, мулов, закрытые носилки, дорожные повозки; давал он и по тысяче золотых, и по сотне фунтов серебра. Своим друзьям он каждый день что-нибудь дарил и редко оставлял кого-либо без подарка;

исключение составляли честные люди, которых он считал пропащими». Красивую последнюю фразу оставим на совести Лампридия [Элий Лампридий. Гелиогабал XXI; XXVIII].

Гелиогабала обвиняли в том, что он выбрасывал в окно столько же блюд, сколько их подавалось его друзьям. И что он подмешивал в водоемы и ванны вино, приправленное розами и полынью, и приглашал пить простой народ; и сам он вместе с народом пил. А простых крестьян в местностях, далеких от моря, он угощал молоками мурен и морских окуней [Элий Лампридий. Гелиогабал XXXI]. Тут всё довольно просто. Перед нами апофореты [банкетные подарки] как проявления солидарности с низшими сословиями. Если такое и имело место, то в единичных случаях по поводу важных праздников.

Он был экстравагантен. Обычными дневными делами он занимался по ночам, а ночными – днем, считая и это условием роскошной жизни; таким образом, он просыпался и начинал принимать приветствия поздно вечером, а ложился спать утром. В театре он смеялся так, что среди публики было слышно его одного. Надо полагать, ошарашенные зрители просто замолкали, услышав дикий хохот императора, но он этого не замечал. Ещё он приказывал рисовать себя то в виде торговца деликатесами, то в виде продавца благовоний, то – трактирщика, то-лавочника, то-садовника, и у себя во дворце всегда выполнял такие обязанности. Если это правда, то это было всего лишь формой ролевой игры.

Сирийские жрецы предсказали ему, что он умрет насильственной смертью. Гелиогабал отнёсся к этому несерьёзно и шутовски. Паясничая, он заранее приготовил шёлковые веревки красного цвета, чтобы– в случае необходимости – окончить жизнь, удавившись в петле. Заготовил он и золотые мечи, чтобы ими заколоть себя, если какая-либо сила принудит его к этому. В кошачьих глазах, гиацинтах и изумрудах он заготовил себе яды, чтобы отравиться, если ему будет угрожать какая-нибудь серьезная опасность. Лампридий рассказывает очевидную сказку о том, что ещё Гелиогабал построил очень высокую башню и вымостил внизу, под балконом, землю, золотыми, украшенными драгоценными камнями плитами, чтобы броситься вниз; он говорил, что и смерть его должна быть драгоценной и роскошно обставленной: пусть говорят, что никто не погиб так, как он. Сказка – сказкой, но о характере Гелиогабала она говорит [Элий Лампридий. Гелиогабал XXXIII].

Иногда Гелиогабал совершал весьма странные и явно психопатические поступки. Так, однажды, когда в частной беседе зашла речь о том, сколько может быть в Риме людей, страдающих грыжей, он велел всех их переписать и привести к себе в бани и мылся с ними, – а среди них были люди и простые, и весьма уважаемые. [Элий Лампридий. Гелиогабал XXV].

В другой раз он пошутил над рабами, обещая награду тем, кто принесёт ему тысячу фунтов паутины и, говорят, собрал десять тысяч фунтов; при этом он говорил, что уже по этому одному можно заключить, как велик Рим [там же XXVI].

Очень похожи на анекдоты следующие случаи, приведённые Лампридием. Однажды он приказал доставить к себе десять тысяч мышей, тысячу хорьков и тысячу крыс [там же XXVII]. Зачем, непонятно. Было у него и такое обыкновение: приглашать к себе на обед восемь лысых, восемь одноглазых, восемь подагриков, восемь глухих, восемь черных, восемь длинных, также восемь толстяков, которые не могли уместиться на одной сигме, – чтобы вызвать смех у всех присутствующих [там же XXIX]. В другой раз он приказал взвесить пойманного кита и подал друзьям столько рыбы, сколько весил кит [там же XXXII]. С китом особенно «убедительно».

Даже если все эти странные случаи являются выдумкой, интересно, что их выдумали именно про Гелиогабала и ни про кого другого. Значит, тот кто их слушал или читал, мог поверить в такое поведение императора-извращенца.

Общаться с Гелиогабалом было трудно, а иногда и опасно. Он даже со своими друзьями, а это были, в основном, маргиналы, обращался как садист с домашними животными. Например, многим друзьям попроще он постилал вместо полукруглых лож надутые мехи и во время завтрака внезапно выпускал из них воздух, так что не раз завтракавшие вдруг оказывались под столами. Или приказывал ставить перед ними подобия кушаний, сделанные – то из воска, то из слоновой кости, иногда – глиняные, кое-когда – из мрамора или булыжника, но такие, из каких состоял его обед; при перемене блюд они только пили и мыли руки, словно они в самом деле поели. Иногда своих гостей он угощал обедами из стекла, а иногда посылал им на стол столько украшенных вышивками скатертей с изображениями всех подававшихся на стол видов съестного, сколько бы у него ни было перемен блюд. Иногда перед ними ставились картины с изображениями еды. Бывало, он посылал своим прихлебателям в качестве содержания, вместо продовольствия, сосуды, наполненные лягушками, скорпионами, змеями и тому подобными гадами, а также мухами, которых он называл прирученными пчёлами. Ещё были у Гелиогабала любимые прирученные львы и леопарды. Их, обученных укротителями, он неожиданно приказывал уложить за второй и третий стол, чтобы позабавиться страхом гостей, так как никто не знал, что звери – ручные. Часто он запирал своих пьяных друзей и ночью внезапно впускал к ним этих львов, леопардов, медведей, так что, пробудившись на рассвете или, что было еще страшнее, ночью, они находили в той же комнате хищников. Говорили, что кто-то и умер от испуга. Естественно, эту историю некоторые современные учёные описывают так, что это был вовсе не дурацкий розыгрыш, а неправильно понятый аспект ритуалов культа Элагабала. Ну-ну!

Часто он запирал своих друзей в спальных покоях вместе с эфиопскими старухами и держал их там до рассвета, говоря, что им предоставлены писаные красавицы. [Элий Лампридий. Гелиогабал XXIV, XXXII].

Во всех этих шуточках виден злой инфантилизм Гелиогабала. Но бывали шуточки и покруче. Так, он привязывал своих прихлебателей к водяному колесу и путем вращения то погружал их в воду, то вновь поднимал, называя их своими иксионоподобными друзьями. Шуточка злая, но, возможно, не случайная. Ведь мифологического царя лапифов Иксиона Зевс приковал к