Чюрлёнис - Юрий Л. Шенявский

семейный бюджет не выдержит.

По дорожкам парка прогуливалась почтенная публика. Кастукас характеризовал каждого попавшего в его поле зрения:

– Господин Ревматизм гуляет под руку с госпожой Подагрой, а это господин Артрит – с госпожой Астмой. А там – смотрите! – Желудочники показывают друг другу языки и спорят, чей белее!

Ребятня безудержно хохотала.

Непосредственно перед концертом Кастукас наставлял:

– Вслушивайтесь в отдельные инструменты, а в целом произведение не слушайте – не стоит, испортите слух.

После концерта иронизировал:

– Господин Сальницкий своей волшебной палочкой так точно отмерял вечность, что даже ревматики поднимали в такт распухшие ноги.

И снова – общий, дружный хохот.

По дороге домой Кастукас вновь вспоминал Никиша:

– Никиш – один из самых эмоциональных дирижеров, которых я видел. Никиш любит интерпретировать славянскую музыку, но стремится обуздать ее и не давать чувствам литься через край. Нет ничего легче, чем быть дирижером! – Кастукас демонстративно выдержал паузу. – Но нет ничего труднее, чем быть хорошим дирижером!

«Колодец выкопать – дело нехитрое!»

Своего колодца у Чюрлёнисов долгое время не было. За водой ходили к соседям, что не доставляло им радости. Соседка Мотиене ни с того ни с сего могла заявить, что колодец пересох, что в него кто-то бросил дохлую кошку или котенок сам свалился в воду.

Могла пожаловаться Чюрлёнису (отцу):

– Ваш Йонукас (или Стасюкас?) распустил слух, что вода из нашего колодца с известью.

– Вы говорите так, будто наш Йонукас или Стасюкас утверждают, что у вас в колодце вода с керосином. Любая вода содержит известь, вам ли этого не знать?

Ворчливая Мотиене на эти слова Константинаса (отца) реагировала неожиданным образом:

– Идите к Стацкунасам, может, у них вода с вином.

Чюрлёнис (отец) решил: сколько можно терпеть унижения, не правильнее ли будет вырыть свой колодец – во втором дворе?

Кастукасу идея отца понравилась. Он вообразил себе, как над их колодцем склоняется журавль с подвешенным на кончике клюва ведром. Отец же настаивал на менее романтичном, но более практичном приспособлении для извлечения наполненного водой ведра – колесе; такие колеса только-только начали появляться в Друскениках.

– Отец, – убеждал Кастукас. – Колодезный журавль похож на птицу, опускающий свой длинный клюв в глубь земли. Я не могу себе представить литовские деревни и местечки без этой задумчивой птицы, которая, завидев путника, приветливо кивает ему.

– Здесь тебе не деревня, а курорт! – вразумлял Константинас сына. – Да и места во дворе для журавля нет. Опорный столб вкопаем, а как быть с коромыслом – ему простор нужен! Нам и так придется срубить яблоню.

С отцом не поспоришь.

Колодец выкопать – дело не хитрое, но трудоемкое. Кастукас собрал семейную рабочую команду: братья – Стасис, Пятрас и Йонас; к ним присоединился гостивший у Чюрлёнисов друг Кастукаса художник Рутковский.

Класть сруб позвали мастера из деревни Мизарай Юозаса Вайлёниса.

Копать начали в шесть утра. Копали долго – вода, как выяснилось, в районе Надозёрной улицы залегает очень глубоко. Вайлёнис тем временем за воротами готовил сруб.

Проступать, просачиваться через грунт вода начала только к вечеру (по другим источникам – на следующий день).

Из глубины колодца послышался радостный крик Рутковского:

– Вода, вода!

– Ура! – закричали те, кто был наверху.

Аделе приготовила праздничный ужин. На столе среди закусок рядом с бутылкой водки торжественно Константинас (отец) поставил стакан с мутной водой.

– Вода из нашего колодца! – с гордостью сказал он и объявил: – Каждый должен выпить глоток нашей воды!

«Выпить глоток илистой воды, в которой плавали какие-то дохлые пауки и которая пахла серой и плесенью», – уточняла Ядвига Чюрлёните в мемуарах.

Но все собравшиеся за столом «геройски выполнили этот обряд», да еще и приговаривали:

– Какая вкусная вода у нас в колодце!

Очень скоро выяснилось: вода в колодце – минеральная! Она была очень соленая, пахла серой и «еще бог знает чем». Для приготовления пищи, тем более для чая или кофе, не годилась. Только для мытья посуды, полов и поливки грядок в огороде.

«Не ладья небесная…»

Свободная площадь возле колодца позволила Кастукасу врыть в землю два столба и оборудовать турник с кольцами. Братьев и сестер Кастукас обучал гимнастическим упражнениям. Поскольку не у всех, во всяком случае не сразу всё получалось, ребятня в шутку называла турник «виселицей».

Из Варшавы Кастукас привез парочку рапир и специальные маски, защищающие лица. Объяснял:

– Это – эфес, а этот тупой наконечник, чтобы во время боя или просто по неосторожности случайно не поранить противника, называется флоретто.

– Как? Флорет? – переспрашивали его.

– Можно и так. Вообще-то по-итальянски: фиоретто.

Устраивал Кастукас и «рыцарские» турниры. Посмотреть их приходили, отложив дела, родители, соседи. Ничего подобного в Друскениках не было. Если в поединке участвовал Кастукас, он всегда выходил победителем.

В лесу он устраивал «шишечные баталии».

Изобретательность и фантазии у него были неиссякаемы.

Проявил Кастукас их и когда отец решил, что у них должна быть лодка. Поскольку денег на приобретение солидного «плавсредства» не было и не предвиделось, Чюрлёнис (отец) решил, что сделать лодку смогут и сами. (Вырыли же колодец, не их вина, что вода пригодна лишь для технических нужд.)

Кастукас нарисовал на стене дома модель лодки, похожей на те заоблачные ладьи, которые он изображал на своих картинах.

Лодку делали во дворе. Во время работы затягивали песни в обработке Кастукаса для трехголосого хора: парни – «Вставай, доченька, довольно спать», девочки – «Ох, не бывала вечор во дому», другие. Стихали песни – из комнаты в открытое окно лился этюд Крамера или фуга Баха (кто-нибудь обязательно оказывался за пианино), и только после того, как музыка затихала, Кастукас – как старший – командовал:

– Эй, раззява, подай гвоздь!

Когда лодка была готова, отец принес краски, и начался спор. Кастукас решил, что нужно покрасить двумя красками – внешнюю сторону в темно-зеленый цвет, а изнутри – в светло-коричневый. Но с отцом спорить – только время терять.

Кастукас, отойдя на несколько шагов и критически оглядев темно-зеленую лодку, заявил:

– Получилась не ладья небесная, а старая сношенная клумпа[30]!

Всем остальным новенькая лодка казалась пусть и не небесной ладьей, но очень даже величественной.

Лодку взгромоздили на телегу, младших посадили в нее, и через все Друскеники повезли к Неману. Когда спустили на воду, внезапно разразилась гроза! Небо почернело, вспыхивали молнии. Лодку качало так, что казалось, она вот-вот опрокинется. Младшие страшно перепугались и заплакали. Кастукас мужественно стоял на корме, широко расставив ноги, кисти рук, сжатые в кулаки, засунув в карманы брюк. Голова запрокинута, глаза устремлены в небо, на лице улыбка!

«Улыбка такая, – пишет Ядвига, – которую я еще и сегодня не сумею описать: в ней было и удивление, и какая-то гордость, – как будто