Дети луны - Борис Акунин

Не сдержавшись, пересевший к Алексею князь Козловскийкрякнул – выразил полное согласие. А Романов всё не мог оторвать взгляд от лицадетоубийцы.

Оно нисколько не переменилось и после эмоционального взрываего превосходительства. Предатель вроде бы слушал, и внимательно, но слышал лии улавливал ли смысл слов – бог весть.

Алексею подумалось: может быть, у выродков все устроеноиначе, чем у нормальных людей, – и слух, и зрение, и остальные органычувств? Выродки видят и слышат не то, что все мы, а нечто свое. Как та жекошка, различающая много оттенков серого, но неспособная воспринимать яркиецвета. Или летучая мышь, для которой важнее всего не звуки и образы, аэхолокация.

– Имеете что-нибудь сказать? – спросил Жуковский,не дождавшись ответа.

Оказалось, что Шахов всё отлично услышал и понял.

– Имею. Во-первых, катитесь вы с вашими моральнымисентенциями. – У ротмистра встопорщились усы, генерал побагровел. –Классик сказал: раз Бога нет, всё дозволено. А Бога именно что нет. Вы этоотлично знаете, иначе не служили бы жандармом. Господин Достоевский тысячу разправ. Я когда это понял, еще юнкером, так легко стало на свете жить, вы непредставляете!

По тону и ухмылке Шахова было ясно, что он нарочно выводитгенерала из себя. Понимает – терять нечего.

– А во-вторых, – продолжил подполковник, –рассудите сами. Вы же умный человек. Я привык жить на определенном уровне. Акогда лопнул банк и сгорели все деньги, пришлось перебиваться на одножалованье, на жалкие шесть тысяч со всеми обмундировочными-командировочными.При этом под рукой имелся товар, за который кое-кто был готов платить оченьхорошие деньги. Ну и в-третьих. – Лицо Шахова перекосилось, из чегоследовало, что он все же задет «выродком» за живое. – Про отцов и детеймне проповедовать не нужно! Лучше никакой дочери, чем законченная морфинистка.А так – мне спасение, ей избавление. Dixi.[3]

Он зажег новую папиросу и с наслаждением затянулся.

– У, скотина… – жарко прошептал Алексею на ухокнязь. И мечтательно прибавил: – Чем хамить, лучше бы кинулся он на генерала…Ух я б тогда! Тебе-то хорошо, ты хоть немножко душу отвел, когда его брал.

– Мало, – так же тихо, но с большим чувствомответил Романов, думая: вот есть гуманные люди, противники смертной казни, теже Достоевский с Толстым. Теоретически и нравственно они, наверное, правы. Нопредъявить бы Федору Михайловичу со Львом Николаевичем господина подполковникада посмотреть, не сделают ли для него великие гуманисты исключение.

Его превосходительство метнул на шепчущихся взгляд, двинулбровями. Офицеры сделали одинаковые каменные лица.

– Ладно, про отцовские чувства не буду. –Жуковский расстегнул крючок на воротнике кителя, словно ему стало труднодышать. – Давайте поговорим про виселицу, которая вас ждет не дождется.

Рука Шахова тоже схватилась за горло. Выходит, не такие ужстальные были нервы у изменника.

– Вы как, не поможете нам выйти на германскогорезидента? – небрежно, словно о каком-нибудь пустяке, спросил Жуковский.

Князь толкнул Романова коленкой: слушай, учись – начинается.

Тем же светским тоном арестованный осведомился:

– А что? Это избавило бы меня от виселицы?

– Безусловно. В обмен на резидента вы получите пистолетс одним патроном. Даю слово офицера.

Шахов разочарованно наморщил нос.

– Хоть бы что-нибудь новое придумали! На черта мнетакие одолжения. Тем более что в этом случае одолжение вам сделаю я. Избавлю отнеприятного судебного процесса. Скандал в прессе, нагоняи от начальства. А такзастрелился раб Божий, и всё шито-крыто. Нет уж, батенька, мне пожалуйте суд,да по всей форме: с прокурором, с адвокатом. Немцы вон как наступают, ужеВаршаву цапнули. Пока суд да дело, апелляция-конфирмация, они, глядишь, иМоскву с Петроградом возьмут.

– Ну, повесить-то мы вас в любом случае успеем. Это явам гарантирую. – Поразительно то, что Жуковский на негодяя вроде бы уже ине гневался, а разговаривал с ним спокойно, чуть ли не с удовольствием. –Но раз вы такой… практичный господин, у меня будет к вам другое предложение.Оно вам понравится. Только сначала вопрос, из чистого любопытства. Что ж выдочку сами-то, собственными руками? Ведь неприятно, наверное. Даже вам.Попросили бы своих немецких друзей, они бы не отказали.

Глаза подполковника вспыхнули желтыми огоньками – кошкапочуяла шанс. Сконфуженно разведя руками, Шахов признался:

– Совестно было просить. Дело-то семейное.

– Ну да, – понимающе кивнул генерал. – Вамведь с немцами потом жить. Когда они Москву с Питером возьмут. Будут вамибрезговать, руки не подадут… Вы от них эту историю вообще утаили бы, правда?Понимаю.

Он надел пенсне и наклонился к изменнику, смотря ему вглаза.

– Ну а теперь мое предложение. Вы выдаете намрезидента. Мы его не трогаем. Вас тоже не трогаем. Служите себе и дальше.

– Хотите, чтобы я сплавлял немцам чепуху, которой выменя будете снабжать?

– Почему же чепуху? Это будут в высшей степени солидные,абсолютно достоверные сведения. Знаете, что мы еще сделаем? Мы переведем вас надругую должность, более интересную для немцев. Например, офицером особыхпоручений к генерал-квартирмейстеру. А то и в Ставку. Подумаем.

Прапорщик в панике оглянулся на Козловского. Неужели такоевозможно?! Князь восторженно подмигнул: ай да Владимир Федорович, ай да голова!

– Хм, предложение заманчивое, – протянулШахов. – Может быть, немцы и не возьмут Москву… Что-то наступление у нихзамедляется… Скажите, генерал, а буду ли я плюс к своему жалованью получатьдоплату от вашего ведомства?

Челюсть Жуковского брезгливо дрогнула.

– Будете. Сдельно.

Тогда Шахов погасил папиросу, вскочил со стула и вытянулсяпо стойке «смирно».

– Ну, раз я снова подполковник… Осмелюсь доложить, вашепревосходительство, немцы платят мне помесячно плюс премиальные за каждыйдокумент. Иногда выходит до восьми тысяч в месяц. Довольно странно, что выпредлагаете мне сдельную оплату.

– Так немцы будут и дальше вам платить, еще большепрежнего. Для вас двойная выгода. А мы с вами станем рассчитываться взависимости от конкретного результата. Про виселицу опять же не забывайте, онатоже чего-то стоит, – сварливо ответил генерал.

– Ваше превосходительство, – громко сказалРоманов, поднимаясь. – Позвольте выйти.

Жуковский рассеянно махнул: идите куда хотите, только немешайте.