Моя жизнь: до изгнания - Михаил Михайлович Шемякин

Утром с кухни донеслись горестные крики: мама не увидела торчащего хвостика, он исчез, а достав корытце, она обнаружила, что и поросёнок исчез тоже. В то время процветало воровство при помощи крючков, привязанных к верёвке. Кто-то с верхних этажей подцепил крючками нашего поросёнка, и – прощай, вкусный ужин.

А несколько недель спустя отец ехал с мамой в автобусе по городу, и вдруг мама стала хватать за рукав пиджака какого-то незнакомого молодого мужчину с криками: “Миша! Это вор! Мошенник! Ты должен его арестовать!!!” Мужчина с недоумением посмотрел на мать и спокойным голосом произнёс: “Гражданка! Отпустите мою руку! Вы что, с ума сошли, что ли?! Простите, но я вас в первый раз вижу! А сейчас, извините, мне надо выходить – моя остановка”. И улыбнувшись, выскочил из автобуса. Пассажиры молчали и с любопытством смотрели на мать, которая продолжала кричать, что этот мужчина – мошенник, жулик, вор и что его нужно арестовать. Отец, ничего не понимая, пытался её успокоить и просил объяснить, что всё это значит. И маме пришлось признаться, что её наглым образом надули. И надул, украл деньги, сыграв перед мамой роль, в которую она поверила, этот парень. Её – профессиональную актрису, режиссёра – обвёл вокруг пальца провинциальный молокосос. Позор!

А всё началось с того злополучного поросёнка. Случилась эта история спустя несколько дней после его исчезновения. Отец с утра отправился в полк, я был в школе, сестрёнка играла в детской с куклами, мама возилась на кухне, когда раздался звонок. На пороге стоял улыбающийся молодой солдат. Большие голубые глаза искрились добротой, рот расплылся в улыбке. “Юлия Николаевна? Я к вам по поручению вашего мужа. Михаил Петрович решил второй раз купить поросёнка, их как раз сегодня утром привезли на полковую кухню из совхоза, и просит вас послать ему сто рублей. Я ему их сейчас отвезу в полк и через час привезу поросёнка”. Мать даёт солдату деньги, и тот, ещё раз одарив маму белозубой улыбкой, уходит. Проходит час, второй, третий… Второй молочный поросёнок улетел, даже не помахав хвостиком. Отцу мама ничего не рассказала из-за боязни, что он будет над ней подтрунивать, но, узнав мошенника, не сдержалась.

…Спустя несколько месяцев гражданина Николая Рыбалко судили открытым судом за мошенничество. В огороженном месте под охраной двух милиционеров сидел в наручниках молодой мужчина с открытым ясным лицом и большими голубыми глазами и обводил взглядом женщин, сидящих в судебном зале, и посылал им улыбки. Все они были жертвами его обмана. В основном это были жёны офицеров, у которых он, обрядившись в военную форму, брал деньги на покупку всяческого дефицита: поросят, заграничного шёлка, красной икры и прочего. Всех их покоряла его улыбка и сияние дивных глаз. Это был талантливый жулик. Он заранее узнавал от словоохотливых бабок, сидящих и сплетничающих перед каждым домом, имена жён, мужей, адреса работы. Затем обмозговывал план по “закупке” нужных вещей и продуктов, и… деньги утекали от доверчивых жён.

Но попал он впросак по милости своих собратьев. Кто-то ночью ограбил продуктовый ларёк, и начальник милиции был поднят с постели и всю ночь вёл следствие, а утром отправился домой отсыпаться, и – надо же! – именно тогда наш “артист” явился к жене спящего начальника милиции за деньгами на “заграничный отрез”. Деньги, учитывая чин супруга, хотел сорвать немалые. “Ваш муж прислал меня к вам, Марья Семёновна…” Марья Семёновна пошла за деньгами, и через пару минут перед мошенником возникла грозная фигура начальника милиции города Барановичи. Начальник был без мундира, в нижнем белье, но в руке держал пистолет. Жулик всё же решил продолжить фарс, на всех женщин его игра действовала безотказно, а вдруг и сейчас… Уставившись ангельским взором в лицо начальника милиции, с той самой покоряющей улыбкой произнёс: “Друг, пойми, мне сейчас позарез нужны деньги, объяснять почему не буду… Друг, пойми…” Друг не понял, и гражданин Н. Рыбалко был осуждён по статье “Мелкое мошенничество” на два года. Причём пострадавшие дамы просили у судьи смягчить наказание обвиняемому. “Ну всё же он такой был вежливый, такой милый…”

Вот, пожалуй, и всё о бывшем польском городке. Добрый маршал Георгий Константинович Жуков распорядился вернуть полковнику Шемякину прежний пост коменданта в Германской Демократической Республике – в Бранд-Эрбисдорфе.

Конец воинской карьере

И опять Бранд-Эрбисдорф. Всё то же самое, и совсем ненадолго. Никита Сергеевич Хрущёв, придя к власти благодаря маршалу Жукову и боясь последнего, лишает его полномочий и начинает травлю великого полководца. Мой отец, прошедший с Жуковым Гражданскую и Отечественную войну, собирается ехать к опальному маршалу и продемонстрировать ему свою верность. Вместе с отцом решают отсалютовать маршалу ещё пять офицеров, все они, как и отец, выходцы с Северного Кавказа.

“Ты понимаешь, Миша, что это конец твоей карьере?” – говорит мама отцу. “Знаю, Юлечка, но иначе поступить не могу. Это долг чести”, – отвечает отец и отправляется в Россию поддержать опального героя. Через две недели после возвращения взбешённый открытой демонстрацией преданности Жукову Хрущёв увольняет моего отца в запас (правда, с правом пожизненного ношения мундира и оружия). И мы навсегда покидаем Бранд-Эрбисдорф и Германскую Демократическую Республику.

По армейским законам отец должен уходить в запас в следующем чине – чине генерала. Это не обсуждается, младшие по чину уже обращаются к отцу: “Товарищ генерал”. Портной, сняв мерку, шьёт генеральский мундир. Присланы генеральские погоны. Отец расстроен! Он не мыслит жизни без армии. Она его дом, его семья с девяти лет. Ну хоть генеральские лампасы в утешенье. И ещё одна подлянка Никиты Сергеевича и вышестоящих недругов дерзкого кавказца: отцу отменяют генеральский чин. И теперь уже до самой смерти полковник, отец отправляется с семьей в Ленинград, где ему полагается квартира. И вот я обнимаю и целую любимую бабушку, тёток – Натку и Лясика, Пепу, и ещё живы многие мои родственники по русской линии. Здравствуй, Ленинград.

Прощай, Deutschland. Здравствуй, Россия

Итак, прощай, Германия. Прощай, Саксония, Бавария, Пруссия. Прощайте, извилистые улочки небольших немецких городов, уцелевших от русских и американских бомбардировок. Прощайте, уютные кирпичные домики с весёлыми деревянными гномами в окнах.

Слово “уют” в немецком языке отсутствует. У них тепло и покой обозначаются словом “гемютлихкайт”. Я тоже навсегда расстаюсь с тем, что означает это слово, я прощаюсь с романтической природой Германии, с её зелёными холмами, с аккуратными аллеями парков, со сказочным таинственным Грюневельдом, где охотился мой отец.

Я навсегда расстаюсь со страной братьев Гримм и Гофмана. И, оставив милые сердцу черепичные крыши маленьких домов, из труб которых вьётся дымок,