Таня Гроттер и перстень с жемчужиной - Дмитрий Емец

Таня вспомнила, как однажды, курсе на четвертом, она позвалаВаньку и Ягуна на манную кашу. Они пришли и расселись важные, будто ихпригласили в дорогой ресторан, ожидая, пока каша, поставленная наодноконфорочную плитку с газовым баллоном (обалдеть: настоящая лопухоиднаядачная плитка!) закипит. Переливая готовую кашу в тарелки, Таня сделала это так«ловко», что вся каша оказалась у Ягуна на коленях.

Играющий комментатор повел себя как джентльмен. Он остудилкашу заклинанием, попросил Таню не смущаться и заверил, что вполне может доестькашу прямо с брюк. А какое лицо стало у Ваньки!

Таня засмеялась. Сколько замечательных воспоминаний, скоторыми так или иначе связан Ванька! В сущности, лучшая арифметическая третьее жизни прошла в Тибидохсе с ним рядом. И он всегда оказывался с ней – надежныймилый Ванька. Таня испытывала к Валялкину сумасшедшую нежность, такую огромную,что едва могла сдерживать ее.

– Ты помнишь, у тебя была желтая майка? Ты нерасставался с ней ни днем, ни ночью и даже стирал ее прямо на себе –заклинанием, – спросила Таня.

Ванька задумчиво кивнул.

– Я был смешной, – сказал он.

– Ты был милый! Ужасно милый! Колючий, задиристый,вечно растрепанный, но одновременно чудовищно свой… такой весь ванистый…

Валялкин усмехнулся. Заметно было, что он обрадован, хотято, каким сохранила его Танина память, его не слишком воодушевило.

– Вообще-то у меня есть кое-кто, кто подпалит сырыедрова в одну секунду. Но мне пока не очень хочется его будить, – сказалон.

– Кто? – спросила Таня ревниво.

Она ощутила, что это и есть Ванькина тайна, которую онаугадывала в каждом письме. Тайна эта скрывалась где-то между строк ипосмеивалась оттуда, неуловимая и хитрая, как улыбка в васильковых глазахВалялкина.

Ванька поднес палец к губам и показал на большой медныйкотел, стоявший в углу на лавке. Таня приблизилась. В котле кто-то вкуснопосапывал.

– Осторожно! Не наклоняйся! – предупредил Ванька.

– Почему?

– Посмотри на мои брови и ресницы! – сказалВанька.

Таня посмотрела.

– Их нет! – сказала она.

– Он их сжег. У меня теперь всегда наготове банка супырьей желчью, – подтвердил Ванька.

Таня подошла к котлу. На дне, свернувшись, как могутсворачиваться только ящерицы, спал молодой салатово-зеленый дракон с острымгребнем. Самый маленький дракон, которого Тане когда-либо приходилось видеть.Размером меньше кошки, а еще точнее, если измерять все в тех же кошках – сдвухмесячного котенка. Ноздри у него были резные, в форме запятой –классические драконьи ноздри. Когда дракон выдыхал, в глубине возникаликрошечные алые точки, похожие на разгоравшиеся угли.

Таня смотрела на крошечного дракона с радостным недоверием.Она привыкла к драконам огромным, как Гоярын, или хотя бы к драконам размером скрупного жеребца орловской породы – как его сыновья.

– Какой маленький! Но почему в котле? Почему не вкорзине? – спросила Таня.

– К сожалению, котел – единственная вещь в доме,которую он не может подпалить или расплавить. Проверено опытом, – сворчливой лаской сказал Ванька.

Примерно так хозяева говорят о любимых собаках, которыеперегрызли в доме все, до чего в теории можно добраться.

– А чей это детеныш? Где его родители? – спросилаТаня.

Ванька усмехнулся.

– Родители?.. Хм, помнишь, Тарарах показывал нам, какопределять возраст драконов?

– По цвету чешуи, по температуре пламени или поколичеству чешуек вокруг ноздрей. По цвету чешуи он совсем еще младенец…Посмотри, какая она свежая, даже не зеленая, салатовая…

– Да, по цвету чешуи он еще совсем малыш, – легкосогласился Ванька. – Зато температура пламени у него не детская. Да и почешуйкам вокруг ноздрей выходит, что ему не меньше полутора тысяч лет.

– Полторы тысячи? Не верю!

– Хочешь посчитать? Только имей в виду, мне это стоилобровей, – заметил Ванька.

Дракончик посапывал на дне медного котла, раскалявшегося,когда струйка горячего дыма из его ноздрей касалась стенок. Вид у него былидиллический. Кожистые крылья казались непропорционально маленькими, как уцыпленка. Ванька заверил Таню, что это не мешает дракончику, когда он не спит,носиться так, словно к его хвосту привязали зажженный фитиль.

– Нелогично как-то. Если полторы тысячи, то почему онне растет? Сыновьям Гоярына гораздо меньше и уже какие лоси, – сказалаТаня.

– Не знаю, почему. Есть у меня одна идейка, но я покане уверен, что прав, – сдержанно ответил Ванька.

Таня отметила, что он стал гораздо спокойнее. Прежний Ваньканемедленно озвучил бы эту идейку и еще идей десять для ровного счета. И вообщепользовался бы всяким шансом, чтобы заработать у нее, у Тани, пару-тройкупризовых очков. Этот же новый Валялкин был погружен в себя. Кашалот в нырке,тигр в прыжке… И ей, Тане, пока не было рядом с ним места. Во всяком случае,она его внутренне не видела.

Однако с выводами – а все выводы, которые делала Таня,опирались всеми руками и ногами на сердце и лишь одним мизинцем на разум –спешить не стоило. Таня решила повременить, пока второе впечатление, болеенадежное, не нагонит первое и либо подтвердит, либо опровергнет его. Ведь какбывает? Встретишь человека, кинешься к нему, а через некоторое время понимаешь,что и говорить вам не о чем и встреча не такая уж и радостная.

– А где ты его нашел? – спросила Таня.

Ванька коснулся котла и подул на палец. Раскалившаяся медьдышала жаром, хотя карликовый дракон только посапывал во сне.

– Это случилось в декабре, за три дня до Нового года.Снега тогда выпало столько, что я утром не сумел открыть дверь. Мне пришлосьвысунуть руку из окна и выпустить наугад несколько искр, пока я растопилсугроб, который намело перед дверью, – вспомнил Ванька.

Он опустился на корточки рядом с Таней и отрешенно, возможнов поисках равновесия, положил ладонь на ее колено.

– Я вышел во двор. Дом был точно на острове, и везде,куда ни кинешь взгляд, – снег, снег, снег… Он падал и падал. И ничего небыло в мире: ни неба, ни земли – только мы двое: я и снег. Это был мир для насдвоих.

– А я? – спросила Таня недоверчиво.

Ванька виновато покачал головой.