Анархизм - Алексей Алексеевич Боровой

Такова трудная, зато беспроигрышная политика социалистического парламентаризма: кипеть против буржуазии во имя угнетенного пролетариата, спасать буржуазное министерство, хотя бы с некоторым ущемлением социализма, провозглашать себя мучеником «идеи» и класть в удобном случае «идею» под сукно. Разносторонность современного Тартюфа изумительна.

И наиболее изумительно в волшебных обращениях парламентского социалиста его отношение к классу.

Выше мы сказали, что современная партийная организация есть культ разума. И «марксисты» не составляют исключения.

«Диалектический материализм, – писал Плеханов, – служит лишь для того, чтобы восстановить и сделать неограниченными права и силы человеческого разума… Я червь, говорит идеалист. Я червь, пока я невежественен, возражает материалист-диалектик, но я бог, когда я знаю. Tantum possumus, quantum scimus!»

Итак, знание – бог! В духе такого восторженного рационализма определил марксизм и отношение партии к классу. «Только партия, – полагает Плеханов, – может хранить в чистоте пролетарские идеалы».

И нигде предпочтение партии классу не принимало таких уродливых форм, как в рядах именно русской социал-демократии.

Особенно поучительна в этом смысле классическая позиция «искровцев». В то время как «экономисты», оставаясь на почве истинно демократических начал, высказывались за необходимость предоставления инициативы самому рабочему классу, за желательность его широкой самодеятельности, «политики» проповедовали крайний, до конца идущий централизм. Движение представлялось им в виде организации – огромного заговорщического штаба, составленного исключительно из теоретиков движения и наделенного полномочиями диктатора.

Психология подпольной диктатуры, полной презрения к самому пролетариату, нашла яркое выражение в известной брошюре Ленина «Что делать?» (1902).

Идеальная социал-демократическая партия представляется Ленину конспиративной организацией теоретиков, сочувствующих движению. Во главе движения – штаб «профессиональных революционеров». Класс – безгласное стадо, послушный орган в руках штаба. «История всех стран, – писал Ленин, – свидетельствует, что исключительно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское. Учение же социализма выросло из тех философских, исторических, экономических теорий, которые разрабатывались учеными представителями имущих классов, интеллигенцию».

Другой c.-д., Череванин, писал еще решительнее, заявляя, что социал-демократия, даже опираясь на небольшую часть организованных рабочих, может говорить от имени всего пролетариата, ибо классовое сознание социал-демократа, это – будущее классовое самосознание (sic!) всего пролетариата»[22].

И верные своим «заговорщическим» лозунгам русские социал-демократы, «большевики», (санкционированные II съездом), относятся пренебрежительно к собственно пролетарскому движению, призывая своих последователей отказаться вовсе от участия в рабочем профессиональном движении, что в свое время чрезвычайно облегчило правительственную борьбу с профессиональными союзами.

В такую отвратительную погоню за властью выродились попытки кучек безответственных «интеллигентов» представлять интересы пролетарского класса. Неудивительно, что провокация и гешефтмахерство свили себе прочное гнездо в «законспирировавшихся» кучках.

И спрашивается, что же оставалось в подобном «социал-демократическом» толковании от марксизма, материалистического понимания истории, классовой борьбы?

Разве не подобных идеологов, падающих с неба, имел в виду Маркс, когда саркастически писал в «Коммунистическом Манифесте»: «Эти теоретики являются только утопистами, которые, желая удовлетворить потребностям угнетенных классов, выдумывают системы, гонятся за наукой-возродительницей. Но по мере развития истории борьба пролетариата приобретает все более и более ясный характер и для этих теоретиков становится излишним искать науки в своей собственной голове, теперь они должны только дать себе отчет в том, что происходит у них перед глазами и стать выразителями действительности».

Как мало это вяжется с «большевистскими потугами» – изображать «будущее классовое самосознание» пролетариата.

Сторонники партийных организаций, чуждые уродливых централизмов, доказывают необходимость их самостоятельности тем, что профессиональное движение рабочих, погружая последних в тину повседневности, не может способствовать выработке общепролетарского идеала, что оно топит «конечную цель» в компромиссной борьбе в пределах данного строя. Наконец рабочее профессиональное движение на известных ступенях развития само начинает требовать восполнения его политической борьбой и толкает тред-юнионистов на образование независимой политической рабочей партии. Последняя имеет задачей представлять общие массовые интересы и таким образом раздвигает самые рамки рабочей борьбы, переходя непосредственно в борьбу с капиталистическим строем, борьбу против буржуазного общества[23].

Такова точка зрения, например, глубокомысленного писателя и последовательного марксиста Гильфердинга.

Однако сам Гильфердинг, утверждая за политическим представительством рабочего класса такую важную роль, тем не менее признает, что победа рабочих обусловливается «не только политическим воздействием».

«Последнее, напротив, может воспоследовать и в конце концов увенчаться успехом лишь после того, как профессиональный союз достаточно обнаружил свою силу – показал, что он с величайшей энергией и интенсивностью может проводить чисто экономическую борьбу, с такой интенсивностью и энергией, что ему удается расшатать сопротивление буржуазного государства, которое отказывалось вмешиваться в условия труда неблагоприятным для предпринимателей способом, и что политическому представительству остается лишь окончательно сломить это сопротивление. Положение далеко не таково, чтобы сделать профессиональный союз излишним для рабочего класса и заменить его политической борьбой: наоборот, возрастание силы профессиональной организацией становится необходимым условием всякого успеха».

Так политике отводится настоящее место: роль арьергарда в движении.

И далее Гильфердинг еще более укорачивает партийные претензии на монополию в руководительстве классовым движением.

Гильфердинг, проницательный исследователь современного капитализма, прекрасно понимает и природу современного государственно-правового строя. Ему ясно, что государство давно стало слугой капиталистического класса. «Капитал, – пишет он, – устраняет свободную конкуренцию, организуется, и, вследствие своей организации, приобретает способность овладеть государственной властью, чтобы непосредственно и прямо поставить ее на службу своих эксплуататорских интересов», и далее он называет государство «непреодолимым орудием охраны экономического господства».

И высказанные выше частные замечания Гильфердинга окончательно закрепляются в его общей социальной концепции. «Финансовый капитал в его завершении, – пишет он, – это высшая ступень полноты экономической и политической власти, сосредоточенной в руках капиталистической олигархии. Он завершает диктатуру магнатов капитала».

Но экономический процесс с ростом диктатуры финансового капитала напрягает до невыносимой степени все противоречия классового буржуазного общества, объединяет все трудовые слои населения против капиталистической диктатуры.

Как же разрешатся эти противоречия? Как произойдет социальная революция? Через счастливую комбинацию парламентских голосов? Через овладение цитаделью «государственной воли»? Ничуть не бывало.

Путь к революции, намечаемый Гильфердингом таков: «…выполняя функцию обобществления производства, финансовый капитал до чрезвычайности облегчает преодоление капитализма. Раз финансовый капитал поставил под свой контроль важнейшие отрасли производства, будет достаточно, если общество через свой сознательный исполнительный орган, завоеванное пролетариатом государство, овладеет финансовым капиталом: это немедленно передает ему распоряжение важнейшими отраслями производства. От этих отраслей производства зависят все остальные, и потому господство над крупной промышленностью уже само по себе равносильно наиболее действительному контролю, который осуществляется и без всякого дальнейшего непосредственного обобществления».

Итак, значит, все дело в «овладении финансовым капиталом».

Да!.. Но через «завоеванное государство». Но для чего же нужно это «завоевание государства», верного, как видели мы выше, слуги капитализма, завоевание, требующее, времени, энергии, жертв? Ни для чего. По крайней мере, сам Гильфердинг далее пишет следующее: «Захват шести крупных берлинских банков уже в настоящее время был бы равносилен захвату важнейших сфер крупной промышленности и до чрезвычайности облегчил бы первые