Запретные практики - Ирина Мясникова

Дубов смотрел на нее удивленно, явно пытаясь понять, к чему она клонит.

Увидев в его глазах этот немой вопрос, Панкратьева смело сказала:

– Три тысячи!

– Чего три тысячи? – не понял Дубов.

– Баксов, конечно, не рублей же! Премию давай опять. Теперь за моральный ущерб. В следующий раз предлагаю увеличить еще на тысячу, и так далее, пока у фирмы денег хватит!

– Ну ты и нахалка, этак ты сможешь и вовсе на работу не ходить! – возмутился Дубов.

– Ну почему же? Я на оперативку заглядывать буду. Приду, ты поорешь на меня, и здравствуй, свобода, пока деньги не кончатся.

– Хватит с тебя и тысячи. – Дубов рассмеялся, как показалось Панкратьевой с облегчением. – Убирайся, жадина.

– Тысяча, так тысяча, – покладисто согласилась Панкратьева. – Тысяча тоже на дороге не валяется. Мне кому рассказать, что ты за прилюдное поругание тысячу баксов даешь, так к тебе сейчас же очередь у кабинета выстроится. Ты ж раньше всё забесплатно на людей орал. А за тысячу – это ж совсем другое дело! Можно и потерпеть. – Панкратьева окончательно развеселилась, и довольная отправилась в кассу получать свою тысячу.

Вечером она купила бутылку самого дорогого шампанского, которое оказалось в магазине, и всякой вкусной всячины. Всё это ей уложили в красивую корзинку, и с корзинкой наперевес Панкратьева отправилась к Арсению.

Арсений сначала очень удивился и взять корзинку категорически отказался. Однако после рассказа Панкратьевой о том, как ей удалось нажиться на поругании своей чести исключительно благодаря секретному оружию, согласился, что это дело надо отметить. Они выпили по рюмке шампанского, и Панкратьева, как говорится, с чувством глубокого удовлетворения убыла восвояси.

Дубов Александр Евгеньевич считал себя настоящим баловнем судьбы, удачником и любимцем женщин. Веселый, розовощекий здоровяк, он сам себе очень нравился и сколько себя помнил, всегда был окружен женской любовью и заботой. Воспитывали Шуру Дубова мама и бабушка. Отец в семье присутствовал, но как-то формально в качестве источника жизнеобеспечения семьи. Полгода отец проводил в полярной экспедиции, а остальные полгода к этой экспедиции готовился и совсем не мешал своим девочкам любить и баловать маленького Шурика. И девочки баловали Шурика от души, даже когда он уже перестал быть маленьким и похожим на розового пупса. Учился Шурик в школе, где большинство учащихся опять же составляли девочки, учителями, как водится, были женщины, а единственный в педагогическом коллективе мужчина работал директором школы. Он был занят разными важными делами и опять же не мешал девочкам обожать Шурика Дубова.

В седьмом классе Шурик влюбился в новенькую. Она была полной противоположностью Шурика: высокая, тощая и бледная. Но, самое главное, она в отличие от всех остальных девочек Шурика не обожала, а смотрела на него скептически, не понимая, чего же в нем такого хорошего видят ее одноклассницы. Одноклассницы были влюблены в Шурика поголовно. Безответная любовь к новенькой продолжалась в жизни Дубова недолго, так как через год родители предмета его любви переехали в Москву, и бледная девочка навсегда исчезла из жизни Шурика так же внезапно, как и появилась. Шурик пострадал, как положено, а потом с головой окунулся обратно во всеобщее женское обожание.

После школы Дубов поступил в Ленинградский химико-технологический институт, называемый в народе попросту «техноложка», и стал учиться на технолога. В «техноложке», конечно, учились опять же одни девочки, и Шурик, как и положено, стал предметом большого интереса однокурсниц.

Учился Дубов неважно, на троечки, львиную долю свободного времени отдавая фарцовке и спекуляции. Уже потом, после Перестройки вся эта деятельность стала называться коммерцией и бизнесом, а в советское время Шурика за фарцовку даже как-то хотели исключить из комсомола. Спасло то, что в комитете комсомола заседали опять же одни девочки, которые, как водится, Шурика пожурили, погрозили ему пальцем и попросили больше на фарцовке не попадаться.

Шурик стал осторожнее, но бизнес свой не прекратил. Втянулся как-то. Тем более, что под боком у него был такой симпатичный рынок сбыта, которому всегда требовались джинсы, губная помада, сапоги и иностранные сигареты.

В институте Дубов опять влюбился. Девушка с царским именем Тамара училась на курс младше него, была высока, худа и аристократически бледна. Однако в отличие от его безответной школьной любви Тамара посматривала на Шурика с интересом. Интерес этот, по мнению Шурика, на страстный любовный пожар никак не тянул, но все-таки это был интерес. Когда Шурик понял, что Тамаре больше всего в нем нравятся его подарки, он сначала расстроился, а потом загорелся еще больше и сделал Тамаре предложение. Тамара снисходительно его приняла, и к большому ужасу мамы и бабушки Шурик на ней женился.

Ужас любящих Шурика родственниц слегка поутих, когда они поняли, что Тамара хоть и не любит Шурика, так как положено на их взгляд, но и совершенно не мешает другим женщинам обожать своего супруга. Поэтому Шурик, несмотря на наличие законной супруги, периодически падал в какой-нибудь омут страсти, а потом, выныривая из него, нес Тамаре новые подарки.

После института Шурика распределили в проектный институт. Все отличники оставались работать в «техноложке» на кафедре, хорошисты направлялись в научно-исследовательские институты и на производство. В проектные институты распределяли троечников. Шурик не унывал, потому что еще на преддипломной практике понял, что проектный институт не идет ни в какое сравнение с «техноложкой». Как и в «техноложке», бал там правили женщины. Но что это были за женщины! Это были взрослые женщины, красивые женщины, умные женщины. Конечно, все они полюбили Шурика Дубова, и тот в полном соответствии с правилом о хорошем и плохом студенте дорос в своем проектном институте до звания уж если не главного инженера, то главного технолога.

При этом фарцовку, разумеется, пришлось оставить, но Шурик нашел более интересные способы зарабатывания левых денег на почве своей профессиональной деятельности. Причем безо всякого риска. Таким образом, к моменту начала Перестройки Шурик уже обзавелся приличной должностью, отдельным кабинетом и автомобилем «Жигули» шестой модели. Что еще нужно человеку для счастья?

Но тут в институте появилась Панкратьева Анна Сергеевна и поставила все его представления о своей успешности с ног на голову. Стоит ли говорить, что Панкратьева ростом была выше всех, встреченных им ранее женщин. Она была даже выше самого Дубова. Кроме того, она отличалась худощавостью, невероятной, на взгляд Шурика, красотой и той самой аристократической бледностью, при виде которой с Шуриком Дубовым делалось сердцебиение. Внимания на его сердцебиение она, как водится с женщинами ее типа, никакого не обратила, но имела к нему и его должности совершенно конкретный и очень практический интерес.

Конечно Дубов, открыв рот, слушал ее речи о возможностях Перестройки, неразберихи с налогами и необходимости ковать железо, пока горячо. То есть организовывать собственный бизнес. В Шурике Дубове взыграло его старое фарцовочное прошлое, и они на пару с Панкратьевой начали спекулировать разными товарами народного потребления. Сначала на базе родного проектного института, а позже и за его пределами. Потом Панкратьева убедила его в том, что всё, чем они занимаются, это гроши, глупости и детский сад, а заниматься надо тем, что лежит под самым носом у главного технолога ведущего в нефтеперерабатывающей отрасли проектного института, а именно «черное золото» страны. Связи у Дубова были колоссальные и на нефтеперерабатывающих заводах, и на добывающих предприятиях, и что самое главное на перевалках нефти и нефтепродуктов. У самой Панкратьевой через ее сокурсников и одноклассников выявились совершенно удивительные связи в правительстве страны и родного города. Тут зрела очень серьезная и доходная операция, однако в последствие Панкратьева с Дубовым очень радовались, что в торговлю нефтью им вписаться так и не удалось. Чуть-чуть опоздали, зато остались живы в отличие от некоторых первопроходцев, которые решили, что страна допустит всех подряд к своему «черному золоту».