Пороки и их поклонники - Татьяна Устинова

Мастифф в ответ зарычал, и Архипов подскочил, как ужаленныйядовитой змеей, попятился и стал оглядываться, опасаясь, что сейчас вновьувидит нелепейшие одежды, раскрашенное лицо, и это будет означать только одно –он сошел с ума.

Ничего не было – ни одежд, ни лица, только безжизненныестены и зеркало, в котором на миг отразилось его собственное, пожелтевшее отстраха лицо.

Тинто Брасс снова зарычал и вытянул вперед напряженную шею.

– Что, Тинто? Что ты рычишь?

“Нет, – пронеслось в голове, – на Лизавету он рычалпо-другому. Он не мог рычать на Лизавету, – строго сказал себе Архипов. – Онаумерла, и Тинто не мог на нее рычать. Мне все это показалось”.

Рычание вдруг переросло в тонкий скулеж, который опятьперешел в рычание.

– Есть тут кто-нибудь? – крикнул Архипов и положил руку назагривок своей собаки. Загривок был складчатый и напружиненный.

Впереди только длинный коридор и двери – налево и направо.

Ночью, путешествуя по “нехорошей квартире” с фонарем, онбоялся не так сильно.

Что-то не то.

Что-то не то и с квартирой, и с Лизаветой, и с МашейТюриной, черт бы ее побрал опять…

– Эй! – снова крикнул Архипов, понимая, что никто ему неответит, но звук собственного голоса казался единственной реальностью в этомсумрачном мире. Тинто все рычал.

Он никогда не рычал “просто так”, и Архипов это прекраснознал.

Отпустив загривок, он двинулся по коридору.

Вот старинный шкаф, о который он той ночью ударился плечом.Картина в тяжелой раме – букет сирени на деревянном столе, что же еще! Туфлибольше не валялись посреди коридора, а аккуратно стояли возле обувной стойки.“Натюрмортик”, который он тогда обрушил, прислонен к стене.

Рядом с “натюрмортиком” на полу, уткнувшись лицом в ковер,лежал человек.

Архипов охнул и шагнул назад. В виски ударила кровь.

Из левого бока, из бурого пятна посреди белой рубашки,торчала черная рукоять ножа с то ли вырезанными, то ли нацарапаннымикаббалистическими символами.

Того самого ножа, который “средоточие сил зла, идеальноеорудие убийства”. Появление которого предвещало смерть – и Лизавета умерла.

Теперь умер кто-то еще, Архипов даже не знал – кто.

Тинто, увидев лежащего, тонко заскулил, а потом протяжнозавыл.

– Фу! – приказал Архипов. – Фу, Тинто!

И присел перед телом на корточки.

Крови оказалось не слишком много – небольшая бурая лужица наковре, а нож воткнут основательно – по самую рукоять с символами. Человек – илито, что им было недавно, – лежал совершенно непринужденно, как будто специальнопристраивался, прежде чем упасть с ножом в боку.

Архипов посмотрел так и эдак, выпрямился и огляделся.Никаких “следов борьбы”, как это называется в романах, – ни разбитых ламп, ниповаленных в схватке стульев, ни опрокинутых шкафов.

Что это за человек?! Кто его убил?! Мария Викторовна Тюринапостаралась?! Или ее братец?!

Его собака топталась на пороге, и, чтобы напомнить себе, чтоон вожак, Архипов приказал:

– Не ходи сюда! Сидеть! Сидеть там, Тинто! Коричневая лужапод рукояткой ножа не давала ему спокойно дышать. Он заставлял себя – вдох,выдох, вдох, выдох. И еще раз – вдох, выдох…

Чтобы убить человека ударом ножа в бок, нужна определеннаявыучка и еще сила. Макс Хрусталев похож на старую стиральную доску – волнытощих ребер, и больше ничего. А Мария Викторовна? У нее есть выучка и сила?

На спинке стула висел пиджак – светлый и просторный летнийпиджак. Поначалу Архипов не обратил на него внимания. Пиджак явно непринадлежал ни Маше, ни ее брату и висел так спокойно и так “где положено”, чтоАрхипов посмотрел на труп, словно спрашивая, на самом ли деле он снял пиджак иповесил его на спинку стула.

Зачем он его снял? Жарко, что ли, стало?!

В карманах ничего не оказалось – ни прав, ни паспорта, никредитной карточки, ни мобильного телефона. Архипов вернул пиджак на спинкустула и снова присел на корточки.

Тинто жалобно заскулил.

– Не хнычь, – приказал ему Архипов, – я должен разобраться.

В чем он мог разобраться?! Как он станет разбираться?!

Втравила его Лизавета!

Взявшись двумя руками, он осторожно повернул тело иотшатнулся, когда холодная рука вдруг описала полукруг и упала ему на шею. Онотшатнулся, и рука упала с глухим стуком на пол.

Весь бок белой рубахи и грудь от подмышки и выше былибурыми, как будто перевернулась банка с краской. Архипов знал, что раз кровьстала бурой, значит, пролилась уже давно.

Из нагрудного кармана рубахи высовывался бумажный уголок, иАрхипов, сделав над собой усилие, потянул за него.

Это была визитная карточка Грубина Леонида Иосифовича,нотариуса.

В позвоночнике что-то надломилось с громким хрустом. Сталобольно, почти невыносимо.

Держа попорченную кровью карточку за уголок, Архипов оперсярукой о пол – спина его не держала – и заглянул в лицо покойника. Ну, конечно.

“Господин Маслов”, – представил его Грубин Леонид Иосифович.

Господин Маслов пришел и принес завещание, в соответствии скоторым Лизаветина квартира доставалась “Пути к радости”. Это первое завещание,составленное месяц назад, находилось у господина Маслова, который лежал теперьперед Архиповым с ножом в боку и который ничего не знал о втором, написанномЛизаветой чуть больше недели назад.

Услышав от нотариуса о втором завещании, господин Масловпереполошился и что-то тревожно засвистал на ухо другому господину в таком жесветлом летнем пиджаке, а теперь Маслов убит.

Его убили и труп заперли в квартире.

Маша Тюрина из квартиры исчезла.

Вместе с ней исчез ее брат.

Завтра Архипов встречается с ней у станции метро“Чертановская” в четыре часа.

“Нож”, – подумал Архипов тупо. Его зарезали ножом с чернойручкой, на которой он, Архипов, пытался отыскать надпись “Мейд ин Чина”.

Лизавета тогда понесла про дождь кровавый и затмение небес.И все это страшно его забавляло и раздражало, а потом… потом она сказала, чтонашла этот нож у себя под кроватью.

Архипов сунул карточку в карман и выскочил из комнаты. ТинтоБрасс зарычал ему вслед, что означало – пора убираться.