Пороки и их поклонники - Татьяна Устинова

– Что я делаю? – громко спросил он сам у себя. – Что я, чертвозьми, делаю?!

Загонять машину в бузину и сирень он не стал, оставил в аркеи тем же путем – через кусты и окно – вернулся в подъезд. Все было спокойно,только радио больше не пело про любовь, а неодобрительно рассказывало профутбол.

Архипов поднялся на свою площадку, постоял перед Лизаветинойдверью, вздохнул и решительно вошел. Свет зажигать нельзя, а ему нужныкакие-нибудь перчатки.

Он нашел их довольно быстро – вязаные, с кисточками, –натянул, взял с полки под зеркалом какой-то пакет и вошел в гостиную, где наполу лежал Евгений Иванович Маслов с ножом в боку.

Стиснув зубы, Архипов выдернул нож и сунул его в пакет –даже не стал смотреть, что там, в том месте, где раньше торчал нож, а пакеткое-как запихал в задний карман джинсов. Потом приподнял тело. Оно оказалосьхолодным и тяжелым, и нести его было очень неудобно, он и не предполагал, чтоэто так трудно – нести мертвое тело.

Пятясь, Архипов вышел на площадку, вытащил труп и сталспускаться по лестнице. Ноги Евгения Ивановича съезжали со ступенек с глухимстуком, и каждый раз Архипову казалось, что от этого грохота вот-вот лопнутбарабанные перепонки. И еще он думал, что из-за каждой двери за ним следятнапряженные, горящие глаза и что-нибудь непременно случится, обязательнослучится, не дойдет он до первого этажа; ни за что не дойдет. И дошел.

Осталось не так уж много – вытащить труп в окно, затолкать вмашину и увезти подальше, а потом вернуться, избавиться от ковра с кровавымпятном в середине, сесть и подумать.

– Сначала надо было думать, – сказал себе Архипов,пристраивая труп на подоконник, – теперь думать поздно!

* * *

Он вернулся в свою квартиру, когда уже совсем стемнело.Тинто Брасс вышел в коридор и смотрел с неодобрением, как Архипов стаскиваетмокрые насквозь ботинки.

– Если меня повяжут, – сказал ему хозяин, – тебя непременносдадут на живодерню. Так что не надо иронии.

“Куда ты дел тело, – спросил Тинто Брасс. – И зачем тыпринес домой это?” Тут Тинто обошел Архипова и уставился ему в зад.

– Что – это? – не понял Архипов и похлопал себя по заднимкарманам. В одном из них был пакет, а в пакете – нож. – Я не мог оставить еготам. То есть в трупе. Мне нужен этот нож. Я не понимаю, кто и когда и, главное,зачем убил этого типа?! А ты? Понимаешь?

“Не понимаю и понимать не хочу”, – объявил Тинто.

– Ну вот. А я хочу. Зачем он пришел? Когда он пришел? Как онпопал в квартиру? Дверь-то опять цела, и замок не сломан! Маша Тюрина еговпустила? Почему он пиджак снял? Вчера на улице не было никакой жары! Почему онпиджак снял в гостиной, а барсетку с документами оставил в коридоре?

Тинто ничего этого не знал и демонстративно ушел в спальню –валяться на матрасе “Уют-2000”.

Больше всего на свете Архипову хотелось отмыться от всейсегодняшней возни с трупами и ножами и есть хотелось ужасно – никакиенеприятности никогда не выбивали его из колеи настолько, чтобы он терялаппетит, а “покой и сон” он потерял только вчера – когда выяснилось, что МашиТюриной нет дома. Раньше он тоже никогда не терял ничего такого.

Может, именно потому, что ему очень этого хотелось, нимыться, ни есть он не стал. Все же он был вожак – сильная личность.

Он стащил с себя мокрую одежду, пошвырял ее за дверь всторону ванны и в одних трусах, сердито топая, отправился выжимать штангу икачать ногами тяжеленные чугунные диски на металлическом штыре. В наушникахгрянул “Deep Purple”. Приноравливаясь к тяжелой работе, Архипов поудобнееустроил ноющую спину на черном кожаном сиденье и взялся за холодные ручки.

Во времена его институтской молодости прыгать с парашютомсчиталось шикарным и возвышенным занятием. Это была особая каста – те, ктозанимался парашютным спортом. Для бега, лыж или баскетбола Архипов был слишкомленив, а вот парашют – десяток прыжков в сезон – оказался самым подходящим.Остальная красота тоже манила – специальные костюмы, очень мужественные, как вкино, яркие рюкзаки, “сборы” с неизменным костром и песнями про “солнышколесное”.

Неожиданно ему очень понравилось прыгать – даже если быперестали петь про “солнышко” и носить шикарные комбинезоны, Архипов все равнобы стал прыгать. Бездна покорялась ему – обнимала, принимала в себя, а потомотпускала на свободу, аккуратно и нежно возвращала на землю, до следующегораза.

Тогда он не боялся высоты и не понимал, как высоты можнобояться.

Однажды что-то стряслось с его парашютом – ничегоособенного, “рядовой форс-мажор”, как это называли на старте. Вывалившись из“Ан-2”, Архипов понял, что парашют не открывается и нужно ждать, когдаоткроется запасной, и тут в игру вступила бездна.

“Я не отпущу тебя, – говорила она Архипову, – брось. Все этосуета, не смотри туда. Пусть они бегут, пусть машут руками, пусть несетсямашина, поднимая желтую пыль. Смотри, как много здесь света. Как много места.Как много воздуха. Останься со мной. Для этого всего-то и нужно – потянутьпластмассовую рыжую штуку, заблокировать запасной парашют. Тебе же нравится этасвобода, огромность солнечного пространства, и не имеет никакого значения, чтов запасе всего несколько секунд – они того стоят.

Останься со мной”.

Архипов увидел свою собственную руку в перчатке, и остановилее, и даже прикусил зубами так, что прогрыз перчатку. Еще мгновение – и безднауговорила бы его. Он заблокировал бы парашют и остался с ней.

Он вырвался в последний момент. И она ему отомстила.

Он приземлился очень неудачно – сильный ушиб позвоночника,отек, неподвижность, страх. Только страх и больше ничего. Он как будто отупелот страха перед неподвижностью – не мог думать, не мог спать, не мог есть. Навопросы не мог отвечать – только лежал и изо всех сил боялся, каждый деньбоялся приведения приговора в исполнение, а оно все откладывалось и откладывалосьна неопределенный срок.

Однажды ночью он проснулся – даже не проснулся, а пришел всебя от того, что по привычке подтянул ногу, изнемогшую в одном и том жеположении, и нога вдруг послушалась его. Он смотрел на нее, на свою согнутую вколене ногу – чудо из чудес, а потом так закричал, что перепугал все отделение.

“Больше никаких травм, – заявил, осматривая его, врач изЦИТО, – никаких неправильных нагрузок. Спать только на жестком. Раз в полгода кнам. Массажи. Ванны. Постоянные упражнения. Ясно вам, юноша?”

Юноше все было ясно.

Он слишком отчетливо помнил свой страх.

Вот эта постель, вот эти стены, “утка” между металлическимикрашеными ногами кровати, стакан, а в стакане ложка – все, что у меня есть, ивсе, что у меня будет.