Чёрный, как тайна, синий, как смерть - Елена Бриолле

София снова улыбнулась и повторила:

– Там обитают Пёс, Петух, Аист, Лягушка, Ёж, Медведь, Волк и Лиса…

Часы на каминной полке пробили восемь. Ленуар открыл глаза. Комнату заливал мягкий солнечный свет. Неужели он проспал весь вечер и ночь? Как так получилось? Габриэль обернулся посмотреть на вторую половину кровати, но вместо девушки там лежала только смятая простыня.

– Николь? – крикнул он, но в квартире было тихо. Слышно было только размеренное тиканье часов. Ленуар спрыгнул на пол и стал быстро одеваться, но в этот момент его взгляд снова остановился на русской иконке. Прямо под ней на ночном столике лежал пустой шприц. Ленуар застегнул штаны, наклонился и, не дотрагиваясь до шприца, понюхал его. Запах уже испарился. Видимо, снотворное. У сыщика внутри всё рухнуло, словно подул ветер и разметал так тщательно выстраиваемый им карточный домик. Ленуар вдруг снова почувствовал себя старым. Больше всего было обидно то, что он совсем не ожидал нового предательства со стороны этой… мадемуазель Деспрэ! А ведь он же сыщик! Агент отдела Безопасности! Член бригады краж и убийств! Ленуар корил себя, что снова повёлся на ласковые слова этой Лисицы. Ей-богу, как мальчишка!

Пока одевался, в голове прокручивались события вчерашнего дня. Сначала он был у Пьереля и сказал, что вечером поедет разбираться с Барди… Потом в префектуру… У редакции на него напал апач, причём среди бела дня, и попытался украсть у него не только деньги, но и часы. Откуда апачу было известно про часы?.. Затем Николь отвела Ленуара к себе домой и… Черт побери! Купился, как мальчишка! Ему казалось, что он был хищником, а он был зайчиком, попавшим в лисьи коготки. Это, видимо, и называется искусством обольщения!

Ленуар сердито завернул шприц в кусок своей разорванной рубашки вместе со вчерашней костью и огляделся. Производить обыск в доме он не имел права, но решил ещё раз рассмотреть всё, что попадалось ему на глаза. В гостиной были часы, два букета, пианино, гравюра над комодом… Ленуар подошёл поближе и рассмотрел изображение колокольни повнимательнее: нет, это был не немецкий город. Собор стоял в окружении крепости на острове, а под гравюрой была надпись: «Санкт-Петербург. Петропавловский собор. О. Заячий».

Взгляд Ленуара опустился на комод. Там несколько фотографий были повёрнуты к стене. Он взял их в руки и забыл, что человеку надо дышать: на фотографическом снимке справа стояла молодая Николь с букетом, а рядом с ней улыбался Винсент Пьерель… Внутри снова стало пусто. Но эта пустота всегда положительно сказывалась на мыслительном процессе сыщика.

Зачем Николь понадобилось его усыплять? Он сказал при Пьереле, что пойдет вечером к Барди. Художник сам указал на Барди, как на первого подозреваемого в похищении набросков Хиро. Может, он хотел попасть в контору Барди раньше Ленуара? Но зачем? Чтобы разоблачить итальянца и свести с ним счёты? Или чтобы, наоборот, предложить ему сделку?

Почувствовав себя в квартире Николь абсолютно чужим, Ленуар вышел и спустился по лестнице. Вид у него был жалкий – пришлось в магазине на углу покупать новую сорочку. Не идти же на работу в одном пиджаке на голое тело!

Затем Ленуар решил заглянуть в редакцию Le Petit Parisien, но консьерж сказал ему, что Николь отпросилась по срочному делу ещё вчера вечером. Для своей новой статьи…

Оставалось пойти именно туда, куда сыщик и собирался отправиться вчера вечером…

В «Обществе кожаных изделий Барди» уже вовсю кипела работа. Когда Габриэль Ленуар поднялся на второй этаж, были открыты обе двери конторы, и из одной в другую то и дело переходили служащие. Слева находилась административная часть, а справа – склад. У входа Ленуара встретил секретарь, одновременно исполняющий роль консьержа. На вопрос сыщика о том, на месте ли Энрико Барди, тот ответил, что его нет, а потом посмотрел за спину Ленуара и широко улыбнулся.

– Добрый день, господин Краузе! Как прошло ваше путешествие? Как поживает ваш батюшка?

Ленуар видел Маркуса Краузе впервые. Перед ним стоял долговязый молодой человек с тонким носом и тщательно уложенными волосами. Одет он был аккуратно, но ничто в нём не выдавало человека, у которого есть вкус. Казалось, наоборот, имея огромный для Франции рост, Краузе считал, что всё остальное в нём должно быть совершенно обыкновенным и стремиться к универсальной безликости.

– Мой отец в отличном здравии, Жоффруа. Энрико ещё спит? – спросил Краузе у секретаря.

– Не знаю, но он ещё не спускался, – ответил секретарь.

– Хорошо. Пока он не пришёл, принесите мне все последние счета. Я их сегодня зарегистрирую и проверю наш баланс.

– Сию минуту, господин Краузе.

– А вы по какому делу, господин… – обратился немец к сыщику.

– Я по делу о смерти Софии фон Шён, – перенимая деловой тон разговора у своего собеседника, ответил тот. – Агент Безопасности парижской префектуры Габриэль Ленуар.

– Гм… Да, мне сообщили телеграммой о её трагической гибели…

– Давно вас не было в Париже?

– Две недели. Я уезжал навестить семью в Гамбург.

– Ваша семья проживает там?

– Да, отец служит офицером Императорских военно-морских сил Германии. Он не хочет ко мне в Париж, вот мне и приходится ездить в Гамбург самому.

Они подошли к столу Маркуса Краузе, и тот начал готовиться к работе: вытащил из первого ящика три карандаша – два чёрных и один красный – и начал точить их один за другим, добиваясь идеальной остроты.

– Её убили? Или Соня погибла по другой причине? – спросил Краузе, сравнивая длину своих карандашей.

– Убийство не подтверждено, но и не исключено. В каких вы были отношениях с Софией фон Шён? Вы ведь тоже состояли в Клубе кобальта?

– Я был с ней в самых конфиденциальных отношениях.

– Вы были любовниками?

– Нет… Просто, как представитель немецкой диаспоры в Париже и сын морского офицера, я единственный из нашего клуба знал, кем София была на самом деле, – Краузе сделал паузу, словно подчёркивая значимость сказанного.

– И вы сохранили её тайну? Девушка, наверное, была вам за это благодарна…

– А что мне оставалось, по-вашему, делать? Сейчас я могу открыто заявить, что вела она себя абсолютно безответственно и безнравственно.

– Почему?

– Как почему? Своим поведением она позорила не только благородное имя своего отца, но и подрывала честь всей Германской империи, – Краузе нагнулся и сказал Ленуару почти на ухо: – Она ведь в Клуб кобальта не рисовать ходила, а позировать. Как натурщица, понимаете?

– Понимаю, – опустил глаза Ленуар. – Мне самому однажды довелось сделать с Софии набросок.

У сыщика в голове созрела одна идея. Даже не идея, а так, но на безрыбье и рак рыба –