Чёрный, как тайна, синий, как смерть - Елена Бриолле

– Правда? – удивился Краузе. – Я этого не знал…

– Да, и, учитывая обстоятельства, я даже подумываю, не продать ли мне свой набросок Софии в газету…

– Набросок Сони? В газету?!

– Да, я ведь расследую это дело. Завтра после обеда дам журналистам интервью, а заодно и рисунок предложу.

– Да, Соня упоминала, что собирается позировать ещё одному художнику, но не говорила, что он ещё и полицейский… – задумчиво сказал Краузе.

– Она пришла позировать моему другу, а вместо него встретилась со мной… А вы многое знали о жизни Софии?

– Пожалуй. Можно сказать, что я был ей как старший брат.

– Но у Софии же есть старший брат… – возразил Ленуар.

– Да, но где? Он уже давно делает дипломатическую карьеру и работает в других странах. За Соней некому было присмотреть, поэтому всё и началось… И я присматривал за ней как мог.

– Что вы имеете в виду?

– Соня была очень смышлёной девушкой, но она не получила систематического образования. В детстве жила с отцом в Копенгагене, в Санкт-Петербурге, в Германии, а теперь в Париже… Она была слишком широких взглядов. Из разряда тех, которые неприлично иметь немке из хорошей семьи, вы меня понимаете? – Краузе сложил три своих карандаша на столе в ровный ряд и крикнул секретарю: – Жоффруа, сколько мне ещё ждать документы?

– И что вы делали, чтобы присматривать за Софией? – повторил свой вопрос Ленуар.

– Я… В общем, иногда мне приходилось даже за ней следить. Например, когда она легкомысленно отправилась в Шату с нашим фовистом. Он, видите ли, решил научить её грести для укрепления физической формы… – Краузе взял один из карандашей и, попробовав, как он пишет, так надавил на острый грифель, что тот сломался. Немец снова вставил карандаш в точилку и закрутил рукояткой.

– А разве это было не так? – невинно спросил Ленуар. В этот момент он внутренне был солидарен с Пьерелем.

– Господин полицейский, вы не понимаете… Если бы этот Вертер хотя бы поцеловал Соню на людях, это уже могло бы бросить тень на её репутацию. А в таких семьях, как фон Шён, репутация – важный капитал. Когда Соня позировала, я наблюдал за другими художниками… Они все слетались к ней, как пчёлы на мёд. И мне надо было принимать меры, чтобы защитить её… – сказал Краузе и снова разложил свои три карандаша на столе. – Вы же видите: стоило мне уехать на две недели в Гамбург, и вот чем всё закончилось… Скандала избежать не удалось…

– Это вы открыли Вильгельму фон Шёну тайну Софии?

– Отец должен знать подобные вещи о поведении своей дочери. Я желал ей только добра.

– Когда вы сообщили послу эту новость? – спросил Ленуар.

– Как раз накануне своего отъезда в Гамбург. Я ведь не мог больше за ней присматривать самостоятельно… – Краузе стиснул зубы.

– Если Софию убили, то кто, по-вашему, это сделал?

– Пьерель. Это ведь он возил её кататься на лодочке… Парень был помешан на Соне, – сказал Краузе. – Ну, или японец. Он у нас настоящий псих. В присутствии Сони он словно по углям ходил.

– А когда вы сами вернулись из Гамбурга?

– Вчерашним поездом.

Из-за спины Ленуара высунулся Жоффруа. В руках секретарь держал несколько больших бумажных папок на верёвочках и красную счётную книгу, которые он с облегчением бухнул на стол Краузе.

– Извините, но теперь мне нужно работать, – холодно проинформировал Ленуара немец. «Свернулся калачиком и выпустил иголки», – подумал сыщик.

– Хорошо, у меня к вам ещё один вопрос: вы были казначеем Клуба кобальта. А кто финансировал ваше общество?

– Здесь всё очень просто: деньги поступали из прибыли «Общества кожаных изделий Барди», от пары промышленных немецких обществ и от отдельных коллекционеров наших картин. Если хотите, я могу показать вам счётную книгу клуба.

– Был бы вам очень за это признателен.

Краузе встал и подошёл к шкафу в углу офиса.

– Барди у нас с причудами. Решил хранить всю документацию по Клубу кобальта в старой, уже не действующей печке. Говорил, что это очень символично, ведь она тоже когда-то была покрашена в синий цвет… Это никакой не тайник, а просто место хранения учётной документации…

Немец отодвинул пару больших книг и папок в сторону. За ними действительно была дверца от старой печурки, но когда Краузе её открыл, то стало очевидно, что там ничего не было.

Глава 27

Врач-абстракционист

22 мая 1912 г., среда

После официального посещения «Общества кожаных изделий Барди» сыщик съездил на омнибусе к Пьерелю, но художника на месте не оказалось. Тогда Ленуар поехал в префектуру, а потом к Мансурову.

– Господин полицейский? Не ожидал вас так скоро увидеть. Проходите. – На этот раз Александр Мансуров был одет в костюм. Впрочем, строгий крой костюма уравновешивался узором из крупных клеток на брюках и пиджаке. Выглядело это оригинально. Одним словом, иностранец. – Я только что из университета. Заскочил взять свои старые записи и переодеться. У нас будет практика…

– Я ищу Пьереля. Со вчерашнего дня его нет дома. Он к вам не приходил? – спросил Ленуар.

– Нет, Винсент не появлялся… Вы его в чём-то подозреваете? Он ведь и мухи не обидит…

– Мне нужно задать ему несколько вопросов… Впрочем… Вы ведь занимаетесь медициной, не так ли? – Ленуар решил показать русскому фотографии трупа Софии фон Шён и оценить его реакцию.

– Да-да, я к вашим услугам… У вас недомогания? – спросил художник.

– Взгляните на эти фотографические снимки. Они были сделаны в морге. Что вы можете сказать о них как врач? – Ленуар протянул Мансурову папку с фотографиями.

Русский, поколебавшись, взял папку.

– Сонечка… Боже мой… Она была ещё так молода… – сказал он. Русскому явно стало не по себе – он попятился к дивану и сел. – Я не вижу на ней никаких следов насилия или ран…

– Да, в заключении о смерти написано, что причиной летального исхода стало горловое кровотечение. Результат туберкулёза, переохлаждения и сильного нервного расстройства…

– И вы хотите, чтобы я подтвердил заключение по фотографии? Увы, это невозможно… – Мансуров никак не мог отвести глаз от снимка, словно видел Софию фон Шён впервые.

– Александр, обратите внимание на её ногти. Вам ничего не кажется странным?

Мансуров поднёс снимок поближе к глазам.

– Ногти тёмного цвета… Один сломан, хотя Соня всегда ухаживала за руками…

– Ногти на трупе имели синеватый оттенок. На чёрно-белом снимке этого не видно, но поэтому вам и кажется, что они темнее обычного.

– Раньше я никогда не видел на трупах подобных ногтей. Чёрные, красные, жёлтые – да, но не синие… – сказал Мансуров.

– А вы много видели трупов? – забирая обратно фотографии и складывая их в папку, спросил