Наш человек в Киеве - Евгений Львович Зубарев

коренастый крепыш с боксёрскими ушами, подошёл ко мне в упор:

– Ты глухой, что ли? Отвечай!

Он без замаха попробовал снести меня боковым ударом, но я его ждал, поэтому уклонился и тут же отступил назад, в темноту окружающих меня кустов.

– Иди сюда, поговорим, – крикнул мне крепыш с освещённой дорожки.

Я переложил камеру в правую руку и предложил ему самому идти ко мне в темноту.

–Ты дурак, что ли? Мы из «С14»[6], не слыхал про таких? – ответил он с недоумением или с иронией.

Про таких я, разумеется, слыхал – это были тонтон-макуты Киева, отряды проправительственных боевиков, держащие в страхе мирное население и даже полицейских. Они открыто избивали несогласных, давали после каждого резонансного случая интервью местным СМИ, но их ни разу не привлекли к ответственности за насилие. Предполагалось, что они также виновны в убийствах многих украинских оппозиционеров, но ни следствия, ни судов, разумеется, не было. Ничего не писали про них и в европейской прессе – видимо, чтобы лишний раз не путать своего читателя, который привык слышать про Украину только позитив и от подобных новостей мог бы сильно расстроиться.

Пока мы стояли, набычившись, друг против друга, подъехала пожарная машина, празднично сияя спецсигналами. Дорогу ей неожиданно перегородила группа штурмовиков в камуфляже, а мой противник гаркнул в кабину:

– Здесь никто ничего не будет тушить, сказано уже было десять раз. Уезжай!

Я воспользовался заминкой и сделал несколько шагов назад, дальше в темноту. Потом осторожно пошёл сквозь какие-то кусты в сторону от посольского здания. Слышны были голоса:

– А куда этот делся?

– Я не видел.

– А кто должен видеть? Давайте, ищите его. Грохнуть мразь!

Я зашагал энергичнее, нырнул в ближайший переулок, потом нашёл в нём подворотню и замер там в самой тени, за решёткой ворот.

Через несколько минут мимо меня, озираясь, пробежало несколько фигур в камуфляже. Первым желанием было броситься в сторону от них, но я знал, что так делать нельзя. И действительно, следом за первой группой преследования прошла вторая, так же внимательно изучая окрестности и вслушиваясь в любой подозрительный шорох.

Где-то в стороне грохнула крышка мусорного бачка, и вторая группа побежала на звук. Тогда я вышел из своей подворотни и быстрым шагом добрался до следующего переулка. Там я снова замер, уже в тени детской площадки, прислушиваясь.

Я вздрогнул, когда внезапно совсем рядом увидел тлеющий огонёк сигареты и услышал насмешливый, но тихий вопрос:

– И от кого мы здесь прячемся?

В плотной тени всё той же детской горки я разглядел двоих полицейских, в форме и при оружии. Они сидели на скамейке и курили.

– Да так, вот гуляю, – ответил я им негромко.

– А документы у тебя есть, гуляка?

Я вытащил из-за пазухи слегка поистрепавшееся уже удостоверение болгарского радио, протянул ближайшему полицаю.

– Это не документ, конечно, но ладно, – ответил он мне. – Так от кого ты тут прятался?

– От тех, от кого и вы, – ответил я, поражённый внезапной догадкой. – От бандерлогов из «С14».

Полицаи помолчали, затягиваясь сигаретками. Потом один из них сказал:

– Да мы не прячемся. Пойдём уже туда, Микола?

– А что там, закончилось уже всё? – проигнорировав напарника, спросил меня Микола.

– Да чёрт их разберёт, – ответил я, присаживаясь к полицаям на скамейку. – Машины ещё горят, а эти к ним пожарных не пускают.

– Не пускают, ага, – согласился Микола.

– Я начал снимать, а они пообещали меня грохнуть, – продолжил я, ища поддержки.

– Ну, эти, если пообещали, значит, грохнут, – успокоил меня первый полицай.

Я помолчал с минуту, переваривая этот ответ, потом всё-таки продолжил осторожную дискуссию:

– У нас в Болгарии за такое в тюрьму сажают.

– А у нас в Украине такие ментов убивают вместе с семьями, и ничего, – неожиданно зло рявкнул Микола, и его напарник испуганно зашептал:

– Да тише ты, Микола.

Тот послушно затих, докуривая сигарету.

Мы посидели молча ещё несколько минут, и я начал замерзать.

– Я пойду, пожалуй, отсюда. В центр – это туда? – показал я рукой.

– Туда. Хочешь, подвезём тебя, – предложил вдруг Микола, прислушиваясь к ночным воплям неподалёку.

– У вас тут машина? – удивился я, вглядевшись в темноту двора. Действительно, в дворовом проезде стоял новенький блестящий полицейский Toyota Prius с погашенными огнями.

Сработала рация, и строгий металлический голос произнёс оттуда:

– Двадцать первый, сообщите, где находитесь.

– Я двадцать первый, нахожусь возле посольства, жду указаний, – нагло соврал Микола в рацию.

– Как обстановка там? – бодро поинтересовался неведомый мне командир.

– Обстановку контролируем, – так же бодро ответил полицай.

– Хорошо, ждите, через полчасика с прокуратурой явимся, на осмотр места происшествия. Чтоб всё было в порядке, как поняли?

– Принято, ждём.

– Не получится тебя подкинуть, давай уже сам, нам ехать надо, – сообщил мне Микола с явной печалью в голосе.

Мы пожали друг другу руки, и я пошёл со двора, по-прежнему внимательно оглядывая окрестности.

В коридоре хостела меня встретила испуганная Алёна. Из приоткрытой двери её комнаты доносились крики и вой сирен из телевизора – судя по всему, шла ночная программа новостей.

– У нас тут чёрт-те что творится в городе, а вы по ночам гуляете. Опасно это, – сказала она, с искренним возмущением далее многословно выговаривая мне за беспечность. – Нельзя так, плохо это кончится. Осторожно нужно.

Я терпеливо слушал её возле двери в свою комнату, не желая обижать невниманием.

На моё счастье, снова позвонил директор, я развёл руками перед Алёной, показывая на телефон, и ушёл к себе.

– Ну что там у тебя, будет материал?

– Минуты полторы всего видео есть, – сообщил я.

– Негусто. А почему так мало?

– Нацики снимать не дали, угрожали, пришлось уходить.

– Понятно. Давай тогда высылай все исходники, что есть, мы сами тут смонтируем. Текст тоже сами. А ты сейчас поспи, а к десяти утра давай на Майдан, там снова заварушка какая-то намечается. Снимай там всё нон-стопом и сразу высылай, сам не монтируй, некогда.

Я включил ноутбук, поставил файлы на закачку и попробовал уснуть. Однако уснуть не получалось – одолевали мрачные мысли. Судя по всему, я не смогу долго продержаться тут, если буду ходить на все мероприятия с участием нациков. Рано или поздно они меня вычислят и искалечат, несмотря на затейливые псевдонимы в редакционных материалах. Сменить внешность не получится, жизнь – это же не водевиль. Ну, не обзаводиться же мне, в самом деле, бородой с париком. Потом я представил себя с бородой и в парике, мысленно заржал и тут же уснул как убитый.

Это воскресное утро началось со стука в дверь. Я быстро вскочил