Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

придя в себя, старый герцог приказал объя­вить, что под страхом повешения все солдаты должны быть готовы через две недели. Графу де Шароле было поручено надзирать за казнями.

Все явились. Было ясно, что эта война порождена ненавистью, что герцог и его сын жаждут отомстить за личное оскорбление и что прежде всего следует остере­гаться, как бы не очутиться между их гневом и их местью.

Собралось тридцать тысяч вооруженных людей.

Никто не отважился сказать прямо, что речь идет о том, чтобы наказать целый город за проступок несколь­ких шалопаев, которые развлекались тем, что устроили безвкусный маскарад.

Было совершенно очевидно, что руководители гиль­дий, состоятельные горожане и городская знать не имели никакого отношения к фарсу, разыгранному, по всей вероятности, подмастерьями и учениками; возможно даже, что этих подмастерьев и этих учеников в городе уже не было.

Но ни герцог, ни граф обо всем этом не думали: поскольку их армия была готова, они намеревались дви­нуться на Динан. Герцог, хотя его здоровье все еще оста­валось в плохом состоянии, пожелал принять участие в походе.

Что же касается графа, то он пребывал в исступлении, делавшем его грубым, вспыльчивым и жестоким; он бил дубинкой тех, кто не повиновался отданному приказу мгновенно, каждую минуту угрожал смертной казнью тем, кто вызывал у него неудовольствие, и во время смо­тра, предшествовавшего выступлению войска в поход, собственной рукой убил лучника, одетого не по уставу.

Но Динан, со своей стороны, был надежно защищен.

Защищен, прежде всего, своими стенами толщиной в девять футов и своими восьмьюдесятью башнями. Сем­надцать раз Динан осаждали графы, короли и даже импе­раторы, но ни разу Динан не был взят.

Кроме того, льежцы обещали предоставить Динану четыре тысячи солдат, да и все изгнанники (читай: «все разбойники»), включая членов Братства Зеленого шатра, предлагали городу свои услуги.

Полагая, что никакие руки не могут быть лишними, динанцы принимали всех подряд.

В понедельник, 18 августа 1466 года, атака началась. Сир фон Хагенбах руководил артиллерией, и руководил ею так хорошо, что в тот же день половина предместий оказалась разрушена.

Глашатаи бургундцев явились к стенам города, призы­вая осажденных сдаться, но те, ведя себя еще более вызывающе, чем прежде, ответили:

— Что за прихоть охватила вашего старого мумию- герцога — прийти сюда умирать? Неужто он прожил столько лет для того, чтобы в конце концов погибнуть насильственной смертью? А ваш граф Карлуша, что он делает под нашими стенами? Почему бы ему не вернуться в Монлери и не сразиться с благородным королем Фран­ции, который скоро придет к нам на помощь вместе с нашими друзьями из Льежа? Метр Карлуша полагает, что он способен нас одолеть, но, для того чтобы покушаться на Динан, нужно иметь другой клюв и другие когти.

Однако вскоре осажденные поняли, что помощи им ни от кого ждать не приходится: король Франции, как мы только что видели, был чересчур занят иными делами, чтобы идти на подмогу динанцам, а Льеж, где власть находилась в руках именитых горожан, не сдержал дан­ного слова.

К тому же осада шла с неслыханной быстротой.

18 августа, как мы уже сказали, были снесены пред­местья.

19-го пушки били по стенам почти в упор.

20-го и 21-го они проделали широкую брешь, настолько широкую, что 22-го или 23-го вполне можно было попы­таться пойти на приступ, однако старый герцог, видя, насколько разъярены осажденные, решил подождать: ожесточение осажденных могло превратить штурм в кро­вавую бойню.

Во время передышки, которую предоставил ему герцог, Динан отправил письмо в Льеж, издавая крик «De profundis»[13], подобно тому как умирающий взывает к Господу.

Охваченные стыдом, льежцы решили, что, невзирая на мнение городских властей, они выступят в поход 26-го.

Однако 22-го, пока простой народ сражался на стенах Динана, состоятельные жители города запросили пощады.

Поскольку их первая попытка была принята плохо, 24-го они отправили второе посольство.

На этот раз герцог сделал вид, что он готов внима­тельно выслушать их просьбу. До него дошли слухи, что простой люд Льежа собирается выйти из стен города и прийти на помощь Динану.

При виде этого проблеска милосердия состоятельные горожане пришли в неописуемую радость: ведь это был канун праздника святого Людовика (25 августа), и в такой день герцог непременно должен был даровать про­щение.

И они решили положиться на милосердие доброго гер­цога.

С наступлением ночи Динан открыл ворота, чтобы все те, кто не слишком верил в это милосердие, могли попы­таться отыскать убежище в поле и в лесу.

Утром 25-го герцог узнал, что Динан принадлежит ему и он может войти в него, когда пожелает. И потому вече­ром того же дня он приказал части своих войск занять город.

На другой день, в полдень, граф де Шароле совершил въезд в город. Несомненно, в насмешку над побежден­ными он был окружен шутами и скоморохами, одни из которых играли на флейте, а другие били в бубен.

Бургундским солдатам был отдан строгий приказ ува­жать права собственности, никого не обижать, ничего не брать и, за исключением съестных припасов, ничего не принимать от горожан. Трое лучников, которые пово­локли женщину в лес, были схвачены и повешены на городской виселице.

Вначале герцог хотел совершить въезд вместе с сыном, но ему пояснили, что раз уж он не пожелал употребить милосердие, то ему нельзя показываться на улицах города.

Тем не менее приказы, отданные графом, оставляли побежденным некоторую надежду.

В день своего вступления в город Карл, выставив пред­логом защиту их от разъяренной солдатни, приказал, чтобы священники, женщины и дети собрались в церк­вах.

На следующий день, рано утром, их под конвоем вывели из города.

Это печальное шествие надрывало сердца даже самим бургундцам. Когда же эти несчастные женщины и бед­ные дети узнали, что их уводят из города и они остав­ляют на суд, а точнее, на расправу графу своих отцов и мужей, они стали рыдать так, что от этого могли размяг­читься камни мостовой, и, покидая обреченный город, эту мать, которую им не суждено будет увидеть снова, кричали столь горестно, столь жалобно, столь протяжно, что сердца у всех обливались кровью, точно от раны.

В течение трех дней победитель, казалось, решал, что делать с городом.

Обратив взгляд в сторону Льежа, Карл высматривал, подобно сестрице Анне, не придет ли кто-нибудь оттуда: ему не хотелось, чтобы льежцы застали его в разгар убийств и грабежей.

В среду, 27-го, герцог собрал совет в Бувине. В итоге обсуждения было решено, что Динан должен быть стерт с лица земли.

Ему были дарованы еще три дня.