Аромат изгнания - Ондин Хайят

class="p1">Талин кивнула.

– Обещай мне.

– Я постараюсь, уверяю тебя.

Арам всегда ее защищал. От матери, от внешнего мира. Она не решалась сказать ему – в самом деле, момент неподходящий, – но выбора у нее не было.

– Я хочу попросить тебя кое о чем, – начала она.

– Конечно, все, что хочешь.

– Ты можешь навести справки о компании под названием «Ситаксо»?

Арам удивился.

– Что ты, собственно, хочешь знать?

Талин не хотелось распространяться, но это было невозможно.

– Это касается Матиаса.

Мрачный вид Арама при одном упоминании имени ее сожителя заставил ее пожалеть, что она вообще об этом заговорила.

– Мне не надо никаких комментариев, мне просто нужна информация. Кажется, с этим предприятием возникла какая-то проблема, что-то такое Матиас сделал или допустил, не знаю. Мне надо знать, что происходит. Я могу рассчитывать на тебя?

Арам был senior banker[4] в крупной аудиторской фирме с филиалами по всему миру. Она знала, что у него достаточно связей, чтобы узнать для нее правду.

– Талин!

Она обернулась, узнав голос Сибиллы.

– Я могу рассчитывать на тебя? – снова спросила она Арама, уже встревожено.

– Разумеется. Я наведу справки и расскажу тебе все как есть.

Он поцеловал ее в лоб, и Талин пошла к Сибилле с некоторым облегчением.

– Что случилось?

– Ничего. Моя матушка опять выкинула фортель.

Сибилла огляделась.

– Она не пришла?

– Нет, – ответила Талин.

– Умереть от нее можно.

– Знаю. Я рада, что ты здесь.

– Грегуар не смог освободиться, но я пришла не одна, – добавила Сибилла, показывая на мужчину, стоявшего рядом.

Талин повернула голову и встретила теплый взгляд Антона. Он был выше ростом, чем в ее воспоминаниях. Она слегка смутилась, как и в их первую встречу. Они поздоровались, и она с удивлением обнаружила, что робеет и не может с ним заговорить, хоть ей и хотелось. Вместо того чтобы следовать своим желаниям, она изобразила равнодушие, а потом дала гостям себя увести, сделав над собой усилие, чтобы выглядеть веселой. Молодая женщина с натужным энтузиазмом отвечала на вопросы, направляла гостей по душистому пути и, едва представилась возможность, удалилась, чтобы прийти в себя. Она укрылась в пустом коридоре и посмотрела в большое окно на залитый солнцем сад, представляя себе, как пахнет нагретое стекло. Металлический, прозрачный и теплый запах окутал ее.

– Вы всегда плачете, когда выпускаете новые духи, или есть другая причина?

Запах рассеялся. Она обернулась и увидела, что к ней идет Антон.

– Я не плачу.

– Это видно невооруженным глазом.

Он протянул ей носовой платок. Она сделала вид, будто не заметила.

– Что вы здесь делаете?

– Сибилла пригласила меня. Не надо было приходить? – невинно поинтересовался он.

Талин не ответила. Он коснулся ее руки, их взгляды встретились.

– У вас был такой печальный вид, – сказал он серьезно. – Поэтому я пошел за вами в этот коридор…

Она растерялась от его искренности. Матиас никогда бы так не сказал. Он наверняка даже не заметил бы ее грусти, а если бы и заметил, оставил бы ее в этом коридоре, тут же забыв о ней. Матиасу никогда не было до нее дела. Впервые она так четко сформулировала это для себя.

– Почему вы такая грустная?

Талин замешкалась с ответом.

– Я никому не скажу, клянусь, – добавил он с веселым огоньком в глазах.

– Моя мать не пришла.

– Вы ее ждали?

– Надо думать, что да.

– Она вас не предупредила?

– Она никогда ни о чем не предупреждает, делает, что ей вздумается. Особенно со мной.

Антон смотрел на нее. Ей было приятно его внимание.

– С братом, конечно, другое дело. Если бы он устроил эту вечеринку, она бы пришла.

– Она любит его больше, чем вас?

– Да.

Он помолчал. Она была рада, что он не пытается ее разубедить.

– Вы были готовы к тому, что она не придет, но, учитывая особый случай, думали, что она сделает усилие?

Талин кивнула. Он очень точно назвал то, что она чувствовала.

– Спасибо, что избавили меня от разглагольствований о матерях, которые любят всех своих детей одинаково, – сказала она с печальной улыбкой. – В тех редких случаях в моей жизни, когда я кому-то говорила, что мать больше любит Арама, меня убеждали, что я ошибаюсь, что она любит меня точно так же. Людям трудно допустить, что мать может предпочитать одного из своих детей и даже совсем не любить другого. И все же…

– Так это вы нелюбимая? – спросил он лукаво.

– Точно.

От разговора с Антоном ей полегчало.

– А вы? Какая у вас мать? – спросила она.

– Добрая, любящая. Настоящая мать.

– Я могу попроситься в приемную семью? – выпалила Талин.

– Конечно! Мы рассмотрим ваше досье с большим вниманием.

– Вас…

– Может быть, перейдем на ты? – перебил ее Антон.

– Конечно. Тебя любили оба родителя?

– Да. Признаю, что мне очень повезло.

– А меня не любил ни один из них.

– Даже твой отец?

Она поморщилась.

– Мой отец любит адреналин финансовых сделок, разницу во времени, взлеты и посадки, номера в пятизвездочных отелях, кофе, стресс, женщин моложе тридцати… И конечно, больше всего на свете он любит себя. С учетом всего этого я думаю, что ему не стоило иметь детей.

– Было бы жаль, правда?

– Не уверена…

– Надо гнать от себя мрачные мысли, Талин!

– Не уверена, мрачность ли это… Скорее, реализм.

– Если бы у твоего отца не было детей, мы бы с тобой сейчас не беседовали.

– Ты нашел бы, с кем побеседовать, это точно. Кого-нибудь повеселее, чем я! – ответила Талин.

– Я бы много потерял.

Он сменил шутливый тон, которым говорил до сих пор, и смотрел на нее пристально. Она смутилась.

– Мне пора вернуться.

– Конечно! Не стоит томить гостей.

Выходя из коридора, она обернулась к нему.

– Я ничего о тебе не знаю, не знаю даже твоей профессии.

– Я журналист, – ответил он.

Они молча смотрели друг на друга.

– Это очень удачный вечер, – добавил он.

– Он только начался. Подождем до конца.

– Для меня, во всяком случае, уже удачный.

– Ты меня клеишь?

– Возможно.

– Лучше скажу тебе сразу, я не свободна.

– Лучше скажу тебе сразу, я свободен.

От его откровенности Талин невольно рассмеялась.

– Я тебя предупредила, – сказала она, уходя.

– Я тоже!

Талин вышла к гостям в гораздо лучшем настроении. Войдя в гостиную, она наткнулась на кого-то и сразу уловила знакомый запах. Много папоротника с вкраплениями кожи и восточного дерева. Ни от кого больше так не пахло. Ив де Ламбертен заключил ее в объятия и поцеловал, по обыкновению, преувеличенно пылко.

– Дорогая моя детка, как ты красива! И какой вечер! Я всегда говорил Ноне, что