Сын - Алехандро Паломас

соломенную шляпку с пластмассовым цветком и складной зонтик фисташкового оттенка.

В последнюю очередь достал из бокового кармана сумки маленький прозрачный несессер. Положил рядом с собой на пол. Раскрыл несессер и, устроившись спиной к публике, начал гримировать Гилье: накрасил сыну глаза, скулы, губы и, наконец, брови так старательно, что зрители смотрели во все глаза. Все сидели, не шелохнувшись. Снаружи доносился шум затихающего дождя, вдали прогремел гром.

Рядом со мной Адела, классный руководитель пятого класса, опустила голову и тихонько шмыгнула носом, а у окна чей-то отец откашлялся, закрывшись шторой.

В то время, когда Мануэль Антунес причесывал Гилье, чтобы надеть на него шляпу, тот положил руку ему на плечо. Мануэль окаменел с гребешком в руке, и в воздухе, казалось, пробежала электрическая искра.

— Папа, — решительно заговорил Гилье, — если мама уже не вернется, ты, скорее всего, теперь уже не умрешь?

Вот что он сказал, улыбаясь так робко, что мне в полумраке пришлось сглотнуть слезы.

Мануэль улыбнулся дрожащими годами:

— Конечно, не умру, сын. Я никогда не умру.

Гилье склонил голову набок:

— Как Мэри Поппинс?

Мануэль два раза сглотнул слюну, резко зажмурился.

— Вот-вот, — сказал тихо. — Как Мэри Поппинс.

Гилье заулыбался — на этот раз по-настоящему:

— Отлично.

И тогда Мануэль сказал:

— Надеть на тебя шляпу?

Гилье наморщил лоб:

— А на тебя она налезет?

Мануэль на миг снова зажмурился. А потом надел шляпу. Она была ему мала. Но он все равно не стал ее снимать.

Гилье засмеялся.

— Хочешь спеть, сын? — сказал Мануэль и погладил его по голове.

Увидев отца в шляпке, Гилье снова рассмеялся. Потом нащупал руку Мануэля.

— Нет, — сказал, покачав головой. — Давай лучше пойдем в ресторан сеньора Эмилио, я хочу пиццу и один стакан нормальной кока-колы. Можно?

Мануэль тоже засмеялся, подал ему руку, встал с колен:

— И даже ванильное мороженое, если захочешь.

И тогда, взявшись за руки, они медленно спустились по ступенькам в зал и медленно, очень медленно, зашагали по проходу к дверям: Мануэль в крохотной соломенной шляпке с пластмассовым цветком, а Гилье — вылитая Мэри Поппинс в миниатюре. И ни отец, ни сын не замечали ничьих взглядов. Мануэль неотрывно смотрел на Гилье, а Гилье махал всем рукой, как актер публике или как маленькая Мэри Поппинс, когда она прощается с неким известным только ей миром.

У самых дверей они остановились рядом со мной, и оба посмотрели на меня. Гилье выпустил руку Мануэля, подошел. Я наклонилась к нему, он заулыбался:

— Сеньорита, хотите пойти с нами? Мы вас угостим пиццей.

Я покачала головой.

— Нет, Гилье, спасибо. — Погладила его по щеке, и он засмеялся. — У меня еще много дел.

— Ну ладно.

Мы оба умолкли, глядя друг на друга. Он наклонил голову и сказал слегка дрожащим голосом:

— Вы ведь уедете, правда? — Вопрос застал меня врасплох, я даже не знала, что ответить. — Потому что, когда я бежал из туалета обратно, я заметил: флюгер с петухом повернулся на север.

У меня к горлу подступил комок. Я хотела улыбнуться, но не смогла.

— Но вы, наверное, можете еще на чуть-чуть остаться? — спросил он, опустив глаза.

У меня перехватило горло, на глаза набежало что-то горячее, я несколько раз моргнула.

Тогда он медленно шагнул ко мне, обнял за шею. На меня пахнуло гримом, детским потом и усталостью, и я прижала его к себе, крепко, очень крепко, на несколько секунд, и успела почувствовать кожей, как бьется его сердце рядом с моим.

Глубоко вдохнула его запах. Наконец, Гилье повел плечами. Я разжала объятия, но он не отстранился, а сказал мне на ухо, тихо, почти шепотом, по слогам, словно доверяя самую важную тайну, которую я не должна забыть:

— Су-пер-ка-ли-фра-хи-лис-ти-ко-эс-пиа-ли-до-са.

А потом подмигнул мне, поцеловал меня в щеку и медленно-медленно вернулся к отцу.

Мануэль Антунес положил ему руку на плечо и сказал, глядя на меня:

— Спасибо вам, Мария.

Я, не распрямляясь, снова сглотнула слюну и улыбнулась. Он тоже улыбнулся.

Потом погладил Гилье по голове и сказал ему:

— Идем, гений?

Гилье просиял, засмеялся и кивнул. Тогда оба повернулись, вышли в коридор и, взявшись за руки, направились к выходу. На фоне стеклянных дверей, озаренных солнцем, их фигуры превратились в черные силуэты.

Справа — высокая неуклюжая фигура в соломенной шляпке с цветком. Слева — маленькая-маленькая фигурка в юбке и ботинках на высоком каблуке. Так они медленно шли к свету, словно две составных части одной женщины.

Благодарности

Я хочу поблагодарить Клаудину Жове за то, что она помогла мне вновь отыскать Гилье и вывести его на свет Божий, Пилар Аргудо — мою добрую приятельницу и высококлассного специалиста, Сильвию Валльс за умение мечтать, веру в меня и помощь, Кике Комин за то, что она никогда не подведет, Менчу — за все эти годы, Иоланду Баталье за то, что сделала на меня ставку, Сандру Бруна — тут пояснения излишни, Антонио Фонтану, Нурию Асанкот и Браулио Ортиса — ну как вас не благодарить, Рикара Руис-Гарсона, Альваро Коломера и Мэй Ревилья — вас я благодарю, потому что в жизни нужно смаковать каждое мгновение, а вы со мной уже не счесть сколько мгновений, Элену Паласиос благодарю за веру, всех, кто читает меня в Фейсбуке, — за вашу доброту и способность вдохновлять: без вас я достиг бы куда как меньшего. Также хотелось бы особо поблагодарить книготорговцев, библиотекарей и блогеров — всех, кто один за другим присоединился ко мне в этом увлекательном путешествии, вашими усилиями я стремительно переношусь в самые удивительные края. И благодаря вам писательство остается для меня неотъемлемой частью всего, чем я рад каждый день делиться с миром.

Гилье пришел к нам сам.

Мы хотим сказать, что, когда мы впервые услышали его голос, с нами что-то произошло.

Возможно, мы нуждались в том, чтобы свести знакомство с таким ребенком.

А возможно, мы сами разыскивали покинутого всеми, молчаливого, замкнутого и чистого сердцем персонажа, чтобы наконец-то повзрослеть и попробовать себя в роли его взрослых защитников.

Но вышло иначе. В действительности перед нами забрезжили дарованные судьбой предзнаменования того, что ждало нас впереди, — это оказалось предчувствием.

Выяснилось, что это не мы будем оберегать Гилье в пути — нет, он будет оберегать нас.

Он увидит нас без прикрас и масок, голенькими, как мальчик в сказке «Новое платье короля».

И наше совместное странствие стало катарсисом.

Нежным тонким переживанием.

И мы в издательстве сочли, что просто обязаны выпустить эту