Обрученные Венецией - Мадлен Эссе

Так или иначе, но существует опасность того, что лучик жизни, ставший таким ярким, всепоглощающим светом в его сердце, может померкнуть, если не угаснуть вовсе…

Какое-то время он всеми силами старался об этом не думать, от себя подальше отгоняя мрачные мысли, да и мысли о Каролине вообще. Весь день он углублялся в свои дела, пытался вникнуть в принесенные ему бумаги, встречался с поставщиками сырья для его фабрики, но его разум совершенно отказывался думать под воздействием упрямого сердца.

И все это потому, что Адриано Фоскарини четко понимал: его осведомленность о предстоящих событиях меняет суть дела – его честь не позволяет ему бездействовать. Но в то же время его происхождение не позволяет предпринимать каких-либо действий. И как же поступить? Стоять в стороне и ждать «черных» вестей из Генуи?

Да, Адриано отдавал себе отчет, что его участие в восстании генуэзских крестьян – глупая и нелепая идея. Но как только он представлял себе Каролину и видел, как сияние от ее души тихонько угасает от чьего-то меча, его сердце почему-то сжималось, перекрывая дыхание.

Ему прекрасно помнились события не так давно подавленного крестьянского мятежа в Тревизо, когда бедняки были настолько рассвирепевшими от давления в условиях созданной аристократами обстановки, что сметали и крушили все на своем пути. Каждого, кто держал в своем подчинении наемников и арендаторов земель, они подвергали немедленной казни без суда и следствия. Дворянские имения беспощадно сжигались, а целые семьи уничтожались мечом или огнем. И прежде, чем Венеции удалось подавить восстание в этой части земель Террафермы[6], погибло немало дворян.

Адриано склонил голову. Он вспомнил о поездке, в которую через несколько дней намеревался отбыть в компании Витторио Армази на судне, арендованном у купцов. Его целью являлись переговоры в Ливорно, а вместе с тем и Флоренцией, о будущих контрактах, а также об оптовой закупке лекарственных снадобий и трав для недавно созданного городского лазарета и венецианских аптек. Для последней цели Адриано планировал взять с собой Витторио Армази, как ведущего венецианского лекаря.

И больше всего сенатора съедала мысль, что Ливорно располагается в непосредственной близости с Генуэзской республикой – там рукой подать до вражеских земель. Стало быть, ему суждено быть рядом и не суметь оказаться возле нее в нужный момент… Что поделать, если в нем горит вечным огнем долг перед родной республикой? А отправляться в Геную – глупая и ничем не обоснованная затея.

Но как только он опускал свой взгляд на бумагу, светлый образ Каролины представал перед ним, словно наяву. В который раз он замечал, что становится бессильным перед незримым видением, так ясно стоявшем перед его глазами.

Он отказывался понимать себя и все чаще задавался вопросом: как можно вообще думать о женщине, которая является титулованной наследницей вражеского государства? Адриано всю жизнь ненавидел Геную всем сердцем и тешился этой ненавистью! А сейчас Небеса его заставляют принять эту державу в свое сердце только по одной, хоть и прекрасной, голубоглазой причине.

Все это время, после миланского маскарада, он пытался погрузиться в дела, надеясь, что время без возможности ее лицезреть, сможет заглушить в нем всяческие чувства, которые вспыхнули в его сердце. По вечерам он проводил время в обществе женщин или же отправлялся в гости к кому-то из старых друзей. Но все приложенные усилия оказывали лишь временное воздействие на его душу, наполняя ее мимолетной усладой.

Он хмелел под действием вина, которое принимал, словно лекарство, способное уничтожить в нем мысли, казавшиеся ему абсурдными. Затем отправлялся в бордель… Затем, охмелевший и умиротворенный, возвращался домой в надежде, что следующий день не начнется с видения, которое посещало его каждое утро – ее глубокий и мягкий взгляд на прекрасном лице, разбавленном изогнутыми линиями женственности и непокорности. И каждое утро он с мучением всматривался в эти прекрасные черты, подсознательно не желая стирать из памяти дивный образ.

Адриано измучился. За это время его словно растерзали чувства к этой странной, строптивой и поразительной девушке. В какой-то момент к нему пришло осознание, что все его достоинства: чувство чести, верная доблесть, преданность, сила духа, твердость сознания, – взбунтовались против его воли, против его разума, против его принципов. И сейчас, когда она пребывала на грани между двумя мирами… когда ее жизнь стала мишенью негодяев, сенатор почему-то предчувствовал, что именно от него зависит, какую сторону жизни она примет: солнечной реальности или вечной темноты…

Итак, необходимо рассудить здраво! Если он отплывет через несколько дней в Ливорно, как и собирался прежде, то сможет посетить Геную лишь тогда, когда уже все закончится. Тогда он сможет освободить себя от терзаний чувствами – в этот момент уже все будет решено, и ему не понадобится участвовать в этом.

Если же он отправится в путь этой ночью, то может успеть прямо к вспышке мятежа… Но если он появится там, где ему не следует находиться, – это может значительно изменить его жизнь… Причем как с хорошей, так и с плохой стороны… А если нет… Каролина может навсегда исчезнуть из его жизни… Да она может вообще уйти в мир иной! Но едва ли она исчезнет из его памяти… Ведь после их общения на карнавале она пересталапребывать в его памяти лишь мимолетным видением, облачившись в прекрасные черты утопичной реальности! Она пока существовала в этом мире, робко вмешавшись в его сознание, но… вдруг миланцы все же осуществят свой замысел? Или же крестьяне начнут уничтожать аристократию?

И что тогда будет с ним? Его жизнь тоже изменится… Неужто она станет еще более опустошенной и бессмысленной?

– Вздор! – буркнул сенатор сам себе и поднялся с кресла.

Он подошел к открытому окну и бесцельно устремил свой взор сквозь пространство. До определенного момента ему казалось, что он живет только для Венеции. И в недалеком прошлом он намеревался жениться во имя скрепления связи своей республики и Флоренции – там он присмотрел себе будущую супругу. Но все изменилось: сейчас он почему-то понимал, что незачем растрачивать свою жизнь на действия, ставшие следствием лишь навязанной, внушенной надобности…

Ему вновь вспомнилась Каролина. Ее глаза светились жаждой счастья, неистовым желанием любить. Он вспомнил ее в лесу рядом с Маттео. Разве может позволить себе благовоспитанная дама нечто подобное? Может! Но только если хочет жить, а не существовать!

И тут же он обратил свою память к словам Лауры, верной супруги Витторио Армази, знавшей о вещах, неведомых обычному человеку. И к ней, как к дивной прорицательнице, Адриано нередко обращался за помощью в трудные периоды своей жизни. Так он сделал и сегодня утром, растерянный содержанием полученного письма.

– Милый Адриано, – изрекла тогда Лаура Армази после проведения какого-то дивного обряда, – тебе нужно знать, что именно от тебя зависит не только ее жизнь, но и твоя судьба. Твои опасения не напрасны: ей и впрямь угрожает опасность. Сейчас ты на распутье, и от твоего выбора полностью зависит исход событий как в твоей, так и в ее судьбе.