Имидж старой девы - Елена Арсеньева

Мон Дье… Кажется, то, чего мы больше всего страшились,теперь свершается. Казаки подходят к Монтеро, одержимые местью за сожженную имиже самими Москву! Император покинул Париж, чтобы взять на себя командованиевойсками! Рассказывают, что вчера он собрал в Тюильри маршалов и офицеров,явился перед ними в сопровождении Марии Луизы и римского короля [6] и произнеспрочувственную речь. Нашему верному Моршану удалось услышать ее пересказ откакого-то участника встречи, а потом почти дословно пересказать нам: госпоже имне.

– Господа! – говорил Наполеон. – Часть территории Францииоккупирована неприятелем; я покину вас, чтобы стать во главе армии. С божьейпомощью и благодаря моим доблестным солдатам я надеюсь отбросить противника запределы наших границ.

Тут он, по словам Моршана, взял за руки императрицу и сына ипродолжал:

– Я поручаю вам тех, кто мне дороже всего на свете. Есливраг подойдет к стенам Парижа, помните, это продлится не более двух-трех дней,и я незамедлительно поспешу на выручку. Не теряйте мужества и не верьте слухам.

Затем он назначил своего брата Жозефа, экс-короля Испании,генерал-лейтенантом Империи и отбыл в Витри-ле-Франсуа, где назначил своюставку.

Пока Мадам слушала рассказ Моршана, она, я видела, с трудомсдерживала слезы, особенно когда он упомянул, что Наполеон взял за рукуимператрицу. Боже мой, бедная моя госпожа, она все еще ревнует императора, хотявот уже сколько лет они живут в разводе, он женат на другой, у них сын… Право,к тому, что император и австриячка спят в одной постели, Мадам относится кудаснисходительней, чем к этим чисто внешним проявлениям нежности! Не зарыдать ейпомогло упоминание о господине Жозефе.

– Наполеон сошел с ума! – воскликнула она, мигом забыв оревности. – Жозефа только что с позором изгнали из Испании… и доверить емуПариж? Да он же способен только злобно клеветать! Он не способен ничегосоздать, даже удержать ничего не способен в своих грязных руках, – толькоразрушать!

Мы с Моршаном молчим, потупив глаза. Нечего сказать.Понятно, что Мадам никогда не перестанет ненавидеть Жозефа. Много лет назад,когда Наполеон Бонапарт еще не был ни императором, ни первым консулом, а всеголишь командующим итальянской армией, вернувшейся из похода в Египет, братецпервым сообщил ему о том, что жена открыто изменяет ему с красавчиком ИпполитомШарлем. Это чуть не закончилось разводом, однако Мадам была настолько желаннасвоему супругу, что он ей все прощал. И эту измену простил! С трудом, но… Я ужене говорю о том, сколько раз он изумлялся и негодовал по поводу ее долгов!

Что и говорить, она никогда не умела считать деньги.Безудержная мотовка! Помню, уже после 18 брюмера [7] князь Беневентский [8], вту пору министр иностранных дел, обмолвился Наполеону, что по Парижу ходятслухи о колоссальных долгах Мадам.

Обмолвился! Как же, как же! Талейран сделал это нарочно, ибопо складу натуры своей просто не мог делать что-либо нечаянно. Каждый шаг егорассчитан и отмерен! А впрочем, долги и впрямь были безмерны. Мадам созналасьмужу в шестистах тысячах франков (!), хотя сумма была гораздо больше… я думаю,около двух миллионов. Император никак не мог взять в толк, почему Мадам за одинтолько июнь месяц, живя в Мальмезоне без него (он как раз был в Египте),заказала не десять и даже не двадцать, а тридцать восемь шляпок?!

Ну, в ту пору вокруг нее крутился обворожительный ИпполитШарль… И донос Талейрана (иначе как доносом это не назовешь, верно?) сновапробудил в сердце Первого консула воспоминания об измене жены.

Моя госпожа злопамятна. Она не может простить князя Беневентскогои тихо ненавидит его. Не только за ту маленькую гнусность, но и за множестводругих гадостей. Например, за то, что он активнее других поддерживал императорав его стремлении развестись с бесплодной Жозефиной и взять в жены Марию Луизу.

А я навсегда сохраню признательность месье Талейрану. Ведьименно благодаря ему, по его протекции я попала в Мальмезон!

Сегодня суббота – у меня выходной день. Вернее, утро.Лизонька совершенно спокойно, просто пугающе спокойно продрыхла всю ночь, ввосемь утра поела и уснула опять. Маришке не надо в университет, она тожерухнула в постель, ибо моя сестричка типичная сова, а с этим младенцем все нашибиоритмы пошли насмарку. Вот молодая маманя и наверстывает, когда может. Мориснадел курточку попроще, взял сумку на колесиках и отправился на арабский рынокна станции «Ледрю-Роллин»: затовариваться овощами-фруктами на несколько днейвперед. А я, наказав, чтобы он не забыл ни фиги, ни каки, уезжаю впротивоположном направлении: на станцию «Порт-де-Клинанкур», рядом с которойнаходится знаменитый Марше-о-Пюс, Блошиный рынок.

Обычно суббота-воскресенье – дни Морисовых экскурсий наантикварные развалы, но смерть Мигеля произвела на моего зятя такое тяжелоевпечатление, что ему не хочется видеть ничего, что напоминало бы о друге.Возможно, завтра настроение у него переменится и он сам рванет на Марше-о-Пюс,ну а сегодня пользуюсь случаем я.

Разумеется, я не собираюсь скупать всякие там редкости.Разве что попадется что-нибудь очаровательное, что можно будет подаритьМаришке, Лизоньке или Морису. А сама я – любительница вещей случайных, совсемдаже не коллекционер. Дилетант. Еду на Марше-о-Пюс просто на экскурсию: какходят на экскурсии в Лувр, на Эйфелеву башню и всякие другие культовыеместечки, посещение которых считается обязательным для туристов. Типа, галочкупоставить, без этих экскурсий словно и Париж не Париж.