Маятник судьбы - Екатерина Владимировна Глаголева

него всегда припасен козырь в рукаве. Французская армия сейчас сильна как никогда; австрийцы должны понимать, что первый удар придется именно по ним; если они все же решились на войну, то… Они на что-то рассчитывают. Удар в спину? Новый переворот в Париже? Очередное покушение?..

Маре сообщил о прибытии Фуше, который просит об аудиенции, и о приезде шведского консула Синьеля. Синьель настаивал на том, чтобы передать ответ кронпринца лично в руки императору, однако вот письмо Бернадота, адресованное министру. Наполеон взял его у Маре и пробежал глазами. Та-та-та, слова, слова, слова, упреки, оправдания, уверения в дружбе… Он хочет Норвегию и обещает свою шпагу тому, кто добудет ее для него! И просит двадцать миллионов сверху! Скомкав письмо, император швырнул его в угол.

— Мне не нужны такие друзья, которых можно удержать только деньгами! Кстати, Англия всегда может перебить ставку. Требовать Норвегию! Какая наглость! Я не собираюсь грабить Данию, раз Бернадоту пришла такая блажь! Отправьте этого консула обратно, я его не приму.

— А герцог Отрантский, сир?

— Пошлите за ним.

Щеки Фуше как будто ввалились еще больше, лицо напоминало череп, только в глазницах светились угольки зрачков. Наполеону сразу вспомнились древние легенды о вернувшихся с того света, чтобы разделаться с земными делами…

— Вы слишком поздно приехали, господин герцог.

— Сир, я спешил, как мог, предоставить себя в распоряжение вашего величества.

— Что ж вас здесь не было до моего большого разговора с Меттернихом! Вы бы постигли его.

— Сир, я не виноват.

— Ступайте к Бертье, он введет вас в курс дела. Потом сообщите мне ваши мысли об этих проклятых австрийских переговорах, суть которых я не могу ухватить. Они хотят без драки получить деньги и провинции, которые я взял на шпагу. Нам нужна вся ваша ловкость, и помните: я не желаю обкорнать ни мое могущество, ни мою славу! Нарбонн кое о чем просветил нас, вам расскажут об этом. Жду вас через два дня.

Фуше откланялся.

Меттерних все еще в Дрездене, чего-то выжидает. Вероятно, ответа от Шварценберга, которому он написал в самый вечер того долгого разговора. Ничего, рано или поздно ему придется убраться, объевшись «завтраками», которыми кормит его Маре. И больше никаких аудиенций! Сегодняшний вечер можно будет провести в театре; мадемуазель Жорж играет Беренику.

…Наполеон ушел после четвертого акта, не дожидаясь сцены расставания влюбленных, в которой жаждущие смерти обрекают себя на жизнь. Жозефина всегда над ней рыдала… В кабинете горели свечи, секретари все еще строчили что-то, шурша своими перьями, снизу неясно доносились голоса ординарцев, раскаты хохота… Вдруг голоса резко смолкли, потом сделались громче. Предваренный звенящим топотом сапог со шпорами, в двери ворвался курьер, сверкая белками глаз на запыленном лице. Император взломал печать, начал читать, невольно вскрикнул.

— Сульт!.. Где он? Немедленно найдите Сульта!

***

Утро выдалось промозглым, совсем не похожим на вчерашний погожий вечер. Небо укуталось в облака, сулившие дождевую морось; ветер бесцеремонно задирал юбки липам. Наполеон бродил по дорожкам парка меж давно не стриженных кустов. Голова казалась набитой ватой — он дурно спал. В последнее время он часто просыпался ночью, зато днем иногда клевал носом. Лучше всего голова работала после полуночи… Но не сегодня. Руки уже заледенели, а ясности в мыслях так и не появилось.

Разгром. Полный разгром. Жозеф совершил все ошибки, какие только мог. Веллингтон отыскал брод там, где, как считалось, его не было. Вместо того чтобы отступить к Сарагосе и соединиться с Сюше, найти удобную позицию и дать сражение там, Жозеф вздумал драться у Витории, прямо на тракте из Мадрида в Байонну, зажатом между горами, запруженном обозами и экипажами удиравших чиновников с женами и детьми. С обозами ушли четыре тысячи солдат конвоя! Четыре тысячи! Лошадей впрягли в телеги с барахлом, бросив пушки! Мосты через реку никто не подумал взорвать или хотя бы охранять! Начальник Северной армии гонялся за разбойниками и не успел к генеральному сражению! Ах, Журдан заболел горячкой и не мог командовать на поле боя — да если бы и мог! Какой из него полководец? Галантерейщиком был, им и остался. Он обронил свой маршальский жезл, спасаясь от англичан, и тот достался Веллингтону. Если бы только жезл! Почти все пушки, армейская казна, тот самый обоз и весь гардероб Жозефа, ускакавшего верхом!

В Праге не должны об этом узнать. Сколько времени потребуется Сульту, чтобы домчаться отсюда до Пиренеев и взять командование на себя? Не меньше двух недель. Две недели никто не должен знать о том, что случилось. Обещать им все, чего они хотят, выиграть время. Выиграть время…

Шорох гравия заставил Наполеона обернуться. По аллее шел Меттерних в дорожном сюртуке и светлых узких панталонах, вправленных в низкие сапоги с узкими отворотами. Лицо его было хмурым.

— Вы чем-то недовольны? — спросил император, ответив на его поклон.

— Ваше величество, долг перед моим государем не велит мне бесполезно терять время в Дрездене. Я передал наши условия герцогу Бассано, но за три дня не получил вразумительного ответа. И вот сегодня утром, перед самым отъездом, я получаю от него записку…

— Все верно, — перебил его Наполеон, — это я просил его задержать вас. Герцог показал мне проект соглашения, который собирался направить вам, — он никуда не годится. Одна голова хорошо, а две лучше. Пойдемте со мною в кабинет, мы все обсудим и уладим.

Они пошли обратно по дорожке. Часовые взяли на караул, лакеи распахнули двери.

— Для переговоров нужен секретарь, — сказал Наполеон почти весело, когда они поднялись в кабинет. Он позвонил слугу и велел позвать герцога Бассано.

Все трое уселись у маленького стола, стоявшего в углу; Маре приготовился писать.

— Изложите статьи договора, как вы их понимаете.

Удивленно взглянув на императора, Меттерних ненадолго задумался, затем начал перечислять, стараясь делать фразы короче: император французов изъявляет свое согласие на вооруженное посредничество австрийского императора; полномочные представители воюющих сторон соберутся десятого июля в Праге для переговоров с представителем венского двора; переговоры должны завершиться не позднее десятого августа; до вышеозначенного дня все военные действия приостанавливаются…

— Запишите это все как положено, я подпишу.

Нервно чиркнув по бумаге, перо оставило на ней загогулину, в которой с трудом угадывалась буква N, и зависло в воздухе.

— Пункт четвертый, — задумчиво протянул Наполеон. — Как нам быть? Перемирие, которое я заключил с русскими и пруссаками, истекает в середине июля, то есть через две недели, а получается, что его нужно продлить до десятого августа. Не могли бы вы взять это на себя?

— Сир, я не наделен для