Маятник судьбы - Екатерина Владимировна Глаголева

Моро покинул Америку и скоро прибудет в Европу.

Моро? Именно от него Австрия потерпела свое первое крупное поражение в 1800 году. Вот только Моро не смог извлечь из победы при Гогенлиндене (скажем прямо, куда более блестящей, чем при Маренго) всех выгод, какими не преминул бы воспользоваться Бонапарт. Он даже не захватил Вену, хотя мог! Люневильский мир был заключен без поругания имперской столицы. Впрочем, Моро-то не стремился к власти… Наполеон сейчас боится оказаться меж двух огней: между своим другом Бернадотом и еще большим другом Шварценбергом, но, если союзники заполучат Моро, два огня превратятся в молот и наковальню. Генерал не обладает ни изворотливым умом, ни честолюбием, однако он великий стратег и ненавидит Бонапарта. С ним австрийцы отомстят за Аустерлиц и Ваграм…

Коленкур приехал с опозданием на два дня. Привезенный им протест Наполеона против участия в переговорах барона Анстедта, который родился в Страсбурге, а следовательно, француз, Меттерних отвел твердой рукой и запросил у генерала верительных грамот, которых у него не оказалось. За грамотами послали в Дрезден; до конца перемирия оставалось двенадцать дней… Не желая больше следить за этим балаганом, Фуше выехал в Вену.

* * *

— Мы должны быть на Эльбе до окончания перемирия, чтобы ударить французам в спину, если они войдут в Богемию, а русские и пруссаки сделают то же, если они обратятся на шведов, — пояснял Бернадот, стоя над картой. — Оставим пятнадцать — двадцать тысяч человек в Померании — присмотреть за датчанами и французами в Любеке и Гамбурге, соединимся с русскими вот здесь, у Трауенбрутцена, и, как только кончится перемирие, перейдем через Эльбу между Торгау и Магдебургом, после чего двинемся на Лейпциг.

Моро задумался. Светлые глаза под набрякшими веками перебегали с одной части карты на другую, палец с разбухшими суставами скользил по течению рек, по направлениям дорог… «Он постарел», — невольно подумал про себя Бернадот. Все-таки десять лет прошло. Тогда, в Гробуа, он был похож на греческого героя — этакого Ахилла. А теперь… Великий полководец превратился в американского плантатора. А ведь он мог бы свалить Бонапарта и занять его место! Или просто сберечь Республику, раз власть его не прельщала. Тогда сейчас все было бы иначе.

— Растянуть линию операций от Балтики до середины Эльбы, тогда как важные крепости еще заняты врагом, — это нехорошо, — заговорил генерал. — Берлин слишком близко от французских аванпостов и подвергается опасности; достаточно…

— Да, я знаю, — перебил его Бернадот, — одна-единственная неудача — и все закричат: «Спасайся кто может!» Преданные обязательства, принесенные в жертву союзники, поспешно заключенные мирные договоры…

Он осекся под испытующим взглядом Моро.

— Смотрите сами, — терпеливо продолжил тот. — В Гамбурге и Любеке — пятнадцать тысяч французов и двадцать пять тысяч датчан; вы предлагаете оставить против них шестнадцать — двадцать тысяч, а семьдесят тысяч увести на юг, оставив у себя в тылу серьезную угрозу. Время крупных сражений и стремительных ударов прошло. Пальцы, сомкнувшиеся на вашем горле, лучше отгибать поодиночке.

Карл Юхан согласно кивнул.

— Я не подставлюсь под сомкнутый кулак Наполеона. Я измотаю его маневрами и партизанской войной, перережу коммуникации, подниму вооруженное восстание у него на флангах, заставлю терять солдат в мелких стычках.

— А если не получится?

— Тогда я вернусь в Померанию, потому что как шведский принц, — подчеркнул Бернадот, — я должен сохранить позиции в Штральзунде. Победа или поражение — дорога в Данию останется свободна, и я пойду туда за Норвегией. Англия меня поддержит, в этом я уверен. А здесь… Мне не улыбается завершить поход в болотах Польши.

Поццо-ди-Борго переводил взгляд с одного на другого, не вмешиваясь в разговор. Генерал Моро приехал сюда из Америки, чтобы стать военным советником императора Александра, который как будто разочаровался в Бернадоте. В Трахенберге шведского принца сначала приняли довольно холодно, но когда гонец привез письмо от Меттерниха, расхваливавшего военный гений Бернадота, Александр и Фридрих Вильгельм подобрели, а главнокомандующие союзными армиями согласились с военным планом, который предложил Карл Юхан. «До встречи в Лейпциге!» — сказал он на прощанье, отправляясь обратно в Штральзунд. Под начало Бернадота отдали Северную армию из трех корпусов: шведского, прусского (фон Бюлова) и русского (Винцингероде); как российский комиссар, корсиканец был обязан следить за соблюдением интересов царя. Он в большей степени дипломат, чем военный, и все же доводы Моро казались ему разумными. Кстати, генерал Адлеркрейц тоже считает, что, прежде чем действовать на Эльбе и в Саксонии, следует освободить Гамбург и Любек, снабдив заодно армию всем необходимым… Моро встал напротив Бернадота.

— Скажу вам правду: я думаю, что вас разобьют.

***

Играла военная музыка, развевались знамена, цокали копыта, солдаты слаженно маршировали по Дворцовой площади мимо Хофкирхе, похожей на свадебный торт. Стены из светлого песчаника словно закоптились от порохового дыма; святые на балюстрадах наклоняли головы, вглядываясь в воинов. «Vive l'empereur!» — кричали те, проходя мимо Наполеона, восседавшего на сером мерине. Император был в зеленом конно-егерском мундире, саксонский король Фридрих Август — в белом, с зеленой орденской лентой через правое плечо. Старик осунулся и выглядел нездоровым, но все же держался прямо и твердо. Здесь же были его братья Антон и Максимилиан, неизменный Бертье, маршал Гувион-Сен-Сир… Наполеон праздновал свой день рожденья заранее, уверенный в том, что через пять дней преподнесет себе подарок.

Вороной конь неаполитанского короля, покрытый леопардовой шкурой вместо попоны, переступал ногами и грыз удила. Всадник сдерживал его, успокаивая, хотя с куда большей охотой пришпорил бы, чтобы птицей унестись отсюда как можно дальше. По дороге в Саксонию Мюрат получил секретные депеши из Вены и отправил курьера с ними в Неаполь, для расшифровки. Дурень! Почему он не захватил шифр с собой! Когда депеши стало можно прочитать, было уже поздно. Кариати писал, что Австрия согласна на условия неаполитанского короля, если он покинет Бонапарта и примкнет к коалиции, поскольку австрийский император скоро объявит своему зятю войну. Но в это время Наполеон в Дрездене уже обнимал Мюрата, назначенного начальником всей кавалерии.

24

Выехали на рассвете. Сонный караульный у заставы, позевывая, поздоровался с Летьером и ушел обратно, ничего не спросив. Мориц облегченно выдохнул. С начала лета пленным уже не устраивали еженедельных смотров, недавняя вылазка с доктором в Компьень прошла благополучно, но где Компьень, а где Париж! Коцебу дал собственноручную подписку в том, чтобы не отлучаться далеко от города, и теперь ему было неуютно: немецкая натура требовала соблюдения порядка даже в ущерб собственным удовольствиям. Во время кругосветного плавания Мориц насмотрелся на последствия разгильдяйства и непослушания… И все же