Вердикт - Джон Гришэм

— Да. Почему бы не делать этого хотя бы раз внеделю?

— Не вижу в этом ничего предосудительного, —отозвался Джерри Фернандес, которого Николас заранее подговорил.

— Но что скажет судья? — напомнила миссисГлэдис Кард.

— А что он может иметь против? Почему вообщекто-нибудь должен возражать, если мы постоим минутку в честь нашего флага?

— Надеюсь, вы делаете это не для того, чтобыустроить представление? — спросил полковник.

Николас вдруг страшно оскорбился. Он гневносверкнул глазами на полковника и сказал:

— Мой отец убит во Вьетнаме, поняли? У негоесть боевые награды. Для меня американский флаг значит очень много.

Больше ничего не требовалось.

В то время как они по одному входили в зал,судья Харкин приветствовал их теплой пятничной улыбкой. Он намеревался поскореепроскочить через ежедневный ритуал вопросов о подозрительных контактах иперейти к допросу свидетелей. Лишь секунду спустя он осознал, что они не сидят,как обычно. Все двенадцать присяжных вышли в зал, но никто из них не сел. Ихвзоры были обращены к какой-то точке слева от него, позади свидетельскогоместа, и у всех правая рука покоилась на сердце. Истер произнес первые словаклятвы верности флагу, коллеги поддержали его.

Первой реакцией Харкина было: не может быть!Он никогда не видел, чтобы подобная церемония совершалась в суде группойприсяжных. И в жизни не слышал о таком, хотя считал, что все уже повидал и обовсем наслышан. Это не было частью заведенного им ежедневного ритуала, оподобном не написано ни в одном учебнике, ни в одной инструкции. Поэтому первымего побуждением было остановить их и заставить сесть, а потом все выяснить. Носудья тут же осознал, что это будет выглядеть чудовищно непатриотично и даже вкакой-то мере преступно — прервать группу благонамеренных граждан, пожелавшихпочтить свой государственный флаг. Он зыркнул на Рора и Кейбла и увидел лишьоткрытые рты и отвисшие челюсти.

И тогда он тоже встал. До половины клятвы оннеуклюже разворачивался — широкая черная мантия колыхалась вокруг него, — потомположил руку на сердце и присоединился к хору.

Увидев, как присяжные и судья отдают честьзвезднополосатому флагу, все присутствующие почувствовали необходимость сделатьто же самое, особенно адвокаты, которые не могли позволить себе ни малейшегонамека на нелояльность. Они повскакали с мест, сбивая при этом кейсы, стоявшиепод столами, и отбрасывая назад стулья. Глория Лейн со своими помощницами,судебный пристав и Лу Дэлл, сидевшая в дальнем конце первого ряда, тожевскочили и подхватили клятву. Однако где-то за третьим рядом зрителей рвениеугасло, и это избавило Фитча от необходимости вставать и, подобно какому-тощенку-скауту, мямлить слова, которых он толком-то и не помнил.

Он сидел в заднем ряду в обществе Хосе —справа — и Холли, симпатичного молодого помощника, — слева. Пэнг дежурил накрыльце. Дойл снова занял пост у автомата “Доктор Пеппер” на первом этаже. Онбыл одет рабочим, шутил со швейцарами и наблюдал за входной дверью.

Фитч смотрел на происходившее в зале с крайнимудивлением. Трудно было поверить, что жюри присяжных по собственной инициативеи очень организованно овладело залом суда. А то, что Марли знала, как этопроизойдет, и вовсе поразило его.

В том, что она играла с ним в эту игру, былодаже определенное преимущество: по крайней мере Фитч знал наперед хоть онекоторых событиях, которые должны были произойти.

Уэндел Pop чувствовал себя, словно в западне.Его так потрясло, что Истер был одет в точном соответствии с описанием и принесименно тот журнал, о котором ему сообщили, — сейчас он лежал у него под стулом,— а также столь организованная демонстрация лояльности, что он сумел выдавитьиз себя лишь несколько заключительных слов клятвы. При этом на флаг он даже несмотрел. Он не мог отвести взгляда от ложи присяжных, особенно от Истера. Чтоже, черт возьми, происходит? — думал он.

Когда слова, которыми кончается клятва: “...исправедливость для всех”, эхом отразились от потолка и замерли, присяжныерасселись по местам и с интересом начали смотреть в зал: какова его реакция?Судья Харкин поправил мантию, переложил несколько бумажек на столе и решительновознамерился продолжать заседание, словно бы присяжные сделали лишь то, чтодолжны были сделать. А что он мог сказать? Ведь вся процедура отняла всего лишьтридцать секунд.

Большинство юристов втайне ироническиотнеслись к такому детскому проявлению патриотизма, но — ради Бога! — еслиприсяжные довольны, они тоже несказанно рады. Только Уэндел Pop продолжалглазеть на жюри, очевидно, лишившись дара речи. Помощнику пришлось слегкатолкнуть его локтем в бок, только тогда он очнулся и они принялись оживленночто-то обсуждать, между тем как судья Харкин уже обращался к жюри с привычными вопросамии предостережениями.

— Думаю, мы готовы заслушать следующегосвидетеля, — сказал наконец судья, стараясь сообщить ускорение процедуре.

Pop, все еще пораженный, встал и объявил:

— Истица вызывает доктора Хайло Килвана.

Пока очередного эксперта вели из свидетельскойкомнаты, Фитч тихонько выскользнул из зала, Хосе незамедлительно последовал заним, и они пешком отправились в свою лавку.

Два мага — предсказателя поведения присяжныхмолча сидели в просмотровом зале. Один из них наблюдал на основном экраненачало допроса доктора Килвана, другой просматривал на маленьком мониторезапись эпизода произнесения клятвы. Фитч навис над монитором и спросил:

— Когда вы еще видели подобное?

— Это Истер, — сказал эксперт, сидевший ближе,— он — закоперщик.

— Разумеется, Истер, — рявкнул в ответ Фитч. —Я видел это с заднего ряда. — Фитч, по обыкновению, играл не совсем честно. Ниодин из этих консультантов понятия не имел о звонках Марли, потому что Фитчсообщил о них только своим агентам — Свенсону, Пэнгу, Конраду и Холли, да и топо необходимости.

— Ну и что это дает для вашего компьютерногоанализа? — с нескрываемым сарказмом спросил он.

— Сводит его на нет к чертовой матери.

— Я так и думал. Продолжайте наблюдать. — Онхлопнул дверью и отправился к себе в кабинет.

* * *