Вердикт - Джон Гришэм

Поприсутствовав более часа при безжалостномперекрестном допросе доктора Бронски, Дойл собрался уйти. Девушки нигде не быловидно, да он и не ожидал ее увидеть. Он просто выполнял приказ. Кроме того, емуне нравилась суета с записками вокруг судейской скамьи. Он тихонько свернулгазету и, не привлекая внимания, улизнул из зала. Харкин наблюдал за ним, неверя своим глазам. Он чуть было не схватил стоящий перед ним на штативемикрофон и не закричал, чтобы тот вернулся, сел на место и ответил на нескольковопросов. Однако сумел сохранить самообладание. Была надежда, что человеквернется.

Николас смотрел на Его честь, оба казалисьрастерянными. Кейбл сделал паузу между вопросами, и судья вдруг неожиданностукнул молоточком:

— Десятиминутный перерыв. Полагаю, присяжнымнужен короткий отдых.

* * *

Уиллис перепоручил задание Лу Дэлл, которая,просунув голову в дверную щель, сказала:

— Мистер Истер, можно вас на минутку?

Николас следовал за Уиллисом через лабиринтузких коридоров, пока они не остановились у двери кабинета Харкина. Судья сиделодин, без мантии, с чашкой кофе в руке. Велев Уиллису идти, он запер дверь.

— Садитесь, пожалуйста, мистер Истер, — сказалон, указывая на стул напротив заваленного бумагами стола. Это не был егоперсональный кабинет, он делил его с другими судьями, заседавшими в том жесуде. — Кофе?

— Нет, спасибо.

Харкин грузно опустился в кресло и наклонилсявперед, опершись на подлокотники.

— Итак, расскажите мне, где вы видели этогочеловека? Видеозапись Николас приберег для более ответственного момента. Дляэтого разговора он подготовил другую легенду.

— Вчера, после того как вы нас распустили, попути домой я зашел в магазин Майка, что за углом, купить мороженого. Войдя, яоглянулся и увидел снаружи на тротуаре человека, который заглядывал внутрь. Онменя не видел, но я понял, что уже где-то с ним встречался. Купив мороженое, япошел домой. Подозревая, что этот человек будет следить за мной, я началвсячески петлять и убедился, что он действительно идет за мной.

— Вы сказали, что видели его раньше?

— Да, сэр. Я работаю в компьютерном отделеторгового центра, и однажды вечером этот парень, я уверен, что это он, ходилтуда-сюда возле входа и заглядывал внутрь. Позже, во время перерыва, когда пилкока-колу, я заметил его на другой стороне улицы.

Судья немного расслабился и пригладил волосы.

— Скажите честно, мистер Истер, кто-нибудь изваших коллег упоминал о чем-либо подобном?

— Нет, сэр.

— А вы мне сообщите, если что-то услышите?

— Конечно.

— Ничего дурного в том, что мы тут поболтаемнемного, нет, но я должен знать, если что-нибудь случится.

— А как мне дать вам знать?

— Пошлите записку через Лу Дэлл. Простонапишите, что нам надо поговорить, не уточняя о чем. Бог ее знает, вдруг ейзахочется прочесть записку!

— Хорошо.

— Договорились?

— Разумеется.

Харкин глубоко вздохнул и начал рыться в своемкейсе. Выудив оттуда газету, он протянул ее через стол Николасу.

— Вы это видели? Сегодняшняя “Уолл-стритджорнэл”.

— Нет. Я ее не читаю.

— Ясно. Так вот, здесь напечатана большаястатья о нашем процессе и о тяжелых последствиях, которые постигнут всютабачную промышленность, если будет вынесен обвинительный приговор.

Такой момент Николас не мог упустить.

— У нас только один человек читает “Уолл-стритджорнэл”.

— Кто?

— Фрэнк Херрера. Он прочитывает ее каждое утроот корки до корки.

— И сегодня?

— Да. Пока мы ждали, когда нас позовут, он,по-моему, дважды все перечитал.

— Он что-нибудь говорил по этому поводу?

— Мне — нет.

— Черт.

— Но это не важно, — глядя в стену, сказалНиколас.

— Почему?

— Потому что он уже принял решение.

Харкин снова подался вперед и тяжело уставилсяна Николаса:

— Что вы хотите этим сказать?

— По-моему, его ни за что нельзя было выбиратьв жюри. Я не знаю, что он написал в анкете, но это наверняка была ложь, иначеего здесь бы не было. И я отлично помню, какие вопросы задавали во время устнойбеседы, на них он тоже не ответил откровенно.

— Я вас внимательно слушаю.

— Ладно, Ваша честь, только постарайтесьсохранять самообладание. Вчера рано утром у нас с ним состоялась беседа. Вкомнате присяжных мы были одни, и клянусь, мы не обсуждали обстоятельств этогоконкретного дела. Но разговор как-то вышел на сигареты, на то, что Фрэнк бросилкурить много лет назад и презирает всех, кто не может сделать того же. Он,знаете ли, отставной военный, а они весьма прямолинейны и резки в...

— Я тоже отставной морской пехотинец.

— Простите. Мне заткнуться?

— Нет, продолжайте.

— Хорошо, но я нервничаю и буду рад закончитьв любой момент.

— Я скажу вам, когда остановиться.

— Конечно. Ну так вот, Фрэнк считает, что есличеловек в течение тридцати с лишним лет курит по три пачки в день и не можетбросить, то он заслуживает того, что получает. Никакого сочувствия. Я немногопоспорил с ним, просто так, и он обвинил меня в том, что я заранее настроенвынести обвиняемому суровый приговор.

Его честь выслушал это с угрюмым видом,погрузившись глубоко в кресло. Затем, немного помолчав, потер глаза и бессильноопустил плечи.

— Это просто невероятно, — пробормотал он.

— Простите, судья.