Крошка Доррит. Книга вторая - «Богатство» - Чарльз Диккенс

— Она сейчас в Италии, Флора, со всем своимсемейством, — сказал он, когда внимание устрашающей дамы было, наконец,отвлечено едой.

— Ах неужели в Италии? — воскликнула Флора, —в этой стране грез, где запросто растут повсюду виноград и инжир, и ожерелья излавы и браслеты тоже, и огнедышащие горы, живописные до невозможности, хотяесли маленькие шарманщики бегут от них подальше чтобы не изжариться заживоничего нет удивительного, они же еще совсем дети, и как человечно, что они исвоих белых мышек забирают с собой, неужели же она в этой благословенной странеи вокруг нее одна небесная лазурь и умирающие гладиаторы и Бельведеры, хотя саммистер Ф. относился к ним с недоверием и бывало говорил под веселую руку чтокак же это так, на одних целые штуки полотна наверчены и даже в складках все, адругие вовсе без белья, а середины нет, и в самом деле непонятно почему такиекрайности, хотя может быть там изображены только самые богатые и самые бедные.

Артур попытался было вставить слово, нобезуспешно.

— А Спасенная Венеция[23], — тараторила Флора,— почему это кстати она так называется, и кто ее спасал, на этот счетсуществуют такие разные мнения, и потом еще я слыхала, они там глотают своимакароны целиком точно фокусники, а почему бы не разрезать на кусочки, да вотеще Артур — милый Дойс и Кленнэм, нет, нет, не милый и во всяком случае немилый Дойс поскольку я не имею удовольствия, но вы уж меня извините, я хотеласпросить, бывали ли вы в Болонье и какое отношение к ней имеют болонки яникогда не могла понять.

— Мне кажется, никакого, Флора, — начал Артур,но она тут же снова перебила его.

— В самом деле, как странно, а я думала, впрочему меня всегда так, если уж заведется в голове какая-нибудь идея, никак не могус ней расстаться, увы ведь было время, милый Артур, то есть разумеется не милыйи не Артур, но вы меня понимаете, когда одна идея, одна лучезарная мечта сиялана нашем ну как его горизонте и так далее, но набежали тучи и все было кончено.

На лице у Артура так ясно было написаножелание заговорить о чем-то другом, что даже Флора, наконец, заметила это и,прервав свои излияния, нежно осведомилась, в чем дело.

— Флора, мне бы очень хотелось поговорить содной особой, которая сейчас находится в вашем доме — по всей вероятности умистера Кэсби. Эта особа, поддавшись дурному влиянию, убежала из семьи моихдрузей, а сейчас я видел, как она вошла сюда.

— У папаши бывает столько людей и притом самыхстранных, — сказала Флора, поднимаясь, — что ни для кого другого я бы туда непошла, но для вас Артур я готова спуститься даже на дно морское, а не то что встоловую и мигом обернусь если вы не возражаете присмотреть тут пока за тетушкоймистера Ф.

И, послав Кленнэму на прощанье еще один нежныйвзгляд, Флора упорхнула, оставив его во власти самых мрачных предчувствий поповоду возложенной на него жуткой миссии.

Первым зловещим признаком надвигающейся бедыявилось громкое и продолжительное фырканье, возвестившее о том, что тетушкамистера Ф. покончила со вторым гренком. Убийственный смысл этого сигнала былнастолько ясен, что Кленнэм и не пытался обманывать себя относительно грозившейему участи, и только жалобно смотрел на достойнейшую, но склонную кпредубеждениям даму в надежде обезоружить ее полным смирением.

— Что глаза вытаращил? — прикрикнула на неготетушка мистера Ф., содрогнувшись от ненависти. — На, бери!

Это приказание относилось к протянутой емукорке от гренка. Кленнэм принял дар с признательностью и держал его в руке внекотором замешательстве, уменьшению которого отнюдь не способствовал тот факт,что тетушка мистера Ф. вдруг завопила истошным голосом: «А, барин не желает! Убарина слишком нежный желудок!» — и, встав с кресла, принялась трясти своимпочтенным кулаком перед самым его носом. Не подоспей Флора вовремя, чтобывывести его из затруднительного положения, кто знает, чем все это могло кончиться.Но Флора, нимало не удивясь и не смутившись, выразила свое восхищение по поводутого, что милая старушка «так оживлена сегодня», и водворила ее обратно вкресло.

— У барина слишком нежный желудок, — объявилапредставительница семейства Финчинг, усевшись. — Дай ему мякины.

— Что вы, тетушка! Едва ли это ему придется повкусу, — возразила Флора.

— А я тебе говорю, дай ему мякины, — повторилатетушка мистера Ф., из-за юбки Флоры бросая на своего недруга свирепые взгляды.— Самое подходящее кушанье для нежного желудка. Скорми ему целое ведро. Пустьест мякину, нелегкая его возьми!

Флора позвала Кленнэма за собой, якобы длятого, чтобы угостить его означенным деликатесом; но тетушка мистера Ф. неугомонилась и с неистовой злобой продолжала твердить, что он «барин», инастаивать на лошадиной диете, которую она столь решительно ему предписала.

— Ужасно неудобная лестница, Артур, — шепнулаФлора. — вас не затруднит обнять меня за талию под пелеринкой, чтобыподдерживать на поворотах?

Чувствуя, как нелепо должно выглядеть шествиев такой позе, Кленнэм, однако же, исполнил все, что от него требовалось, иопустил свою прелестную ношу только у дверей столовой; впрочем, и тут ему неочень легко было от нее освободиться, так как она все льнула к его плечу,повторяя шепотом:

— Артур только ради всего святого ни словапапаше!

Войдя вдвоем в комнату, они застали Патриархав полном одиночестве. Он сидел у камина, поставив ноги в мягких туфлях нарешетку, и вертел большие пальцы один вокруг другого, словно и не прерывалникогда этого занятия. Из рамки на стене глядел десятилетний Патриарх, скоторым нынешний мог поспорить безмятежностью облика. И здесь и там выпуклыйлоб, и здесь и там невинный взгляд, и здесь и там полное отсутствие мысли налице.

— Мистер Кленнэм, я рад вас видеть. Надеюсь,вы в добром здравии, сэр, надеюсь, вы в добром здравии. Прошу садиться, прошусадиться.

— Признаться, сэр, — сказал Кленнэм, сев вкресло и с явным разочарованием оглядываясь по сторонам, — я полагал, что вы неодин.

— В самом деле? — ласково откликнулсяПатриарх. — В самом деле?

— Я ведь вам говорила, папаша, — воскликнулаФлора.

— Ну как же! — отвечал Патриарх. — Да, да,конечно. Ну как же!

— Позвольте спросить вас, сэр, — сбеспокойством сказал Кленнэм, — мисс Уэйд уже ушла?

— Мисс…? Ах, вы ее называете Уэйд? — сказалмистер Кэсби. — Ну что ж, почему бы и нет.