Мешок с костями - Стивен Кинг

Вторая мысль, пришла она аккурат перед тем, как я допилгрейпфрутовый сок, состояла в том, что я должен позвонить Мэтти Дивоур ирассказать о вечернем звонке. Я решил, что желание это естественное, но идеяопределенно не из лучших. Я прожил на свете достаточно долго, чтобы знать, чтоне бывает таких простых ситуаций, когда несчастная девушка одна-одинешенькапротивостоит злобному отчиму, или, как в нашем случае, свекру. Я приехал наозеро, чтобы решать свои проблемы, и мне не хотелось усложнять себе жизнь,вмешавшись в чреватый самыми непредсказуемыми последствиями конфликт междумистером Компьютером и миссис Трейлер. Дивоур погладил меня против шерсти,прямо скажем, погладил энергично, но, возможно, с другими он вел себя точно также. Такие уж у него манеры. Черт, некоторые вон рвут бретельки бюстгальтеров. Итеперь я жаждал его крови? Нет. Не жаждал. Я спас маленькую мисс Красный Носок,я, пусть и случайно, пощупал маленькую, но приятно-упругую грудь момми, яузнал, что девочке дали греческое имя Кира, потому что оно звучит благородно.Хорошего понемножку, иначе можно и зажраться.

В этот момент я остановился — перестал двигать ногами идумать, — осознав, что добрался до «Уэррингтона», большого, смахивающего насарай сооружения, которое местные жители иногда называли загородным клубом.Наверное, правильно называли, учитывая наличие поля для гольфа на шесть лунок,конюшни, дорожек для верховой езды, ресторана, бара и комнат для проживания:трех десятков номеров в главном здании и восьми или девяти отдельных бунгало.Была в «Уррингтоне» даже двухполосная дорожка для боулинга, правда, ставитькегли каждой команде приходилось по очереди. Построили клуб в тот год, когда вЕвропе началась Первая мировая война. «Сара-Хохотушка» появилась на берегуозера чуть раньше.

Длинная пристань вела к зданию поменьше, которое называлось«Бар заходящего солнца». Именно там постояльцы «Уэррингтона» собирались, чтобыпропустить по стаканчику в конце дня (кое-кто заглядывал туда и утром за «КровавойМэри»). И посмотрев в сторону бара, я увидел, что мое одиночество нарушено. Накрыльце, слева от раскрытой двери, стояла женщина и пристально разглядываламеня.

От неожиданности я аж подпрыгнул. Нервы у меня тогда были ник черту, и, возможно, причину следовало искать в этом, но, думаю, я подпрыгнулбы в любом случае. Из-за того что стояла она как статуя. Из-за ее невероятнойхудобы. А главное, из-за ее лица. Вы когда-нибудь видели картину Эдуарда Манча«Крик»? Так вот, представьте себе это разодранное криком лицо с закрытым ртом иничего не упускающими глазами, и перед вами возникнет та самая женщина, чтостояла в конце пристани, положив руку с длинными пальцами на поручень. Хотя,признаюсь, прежде всего я подумал не о картине Эдуарда Манча, а о миссисДэнверс.

Выглядела она лет на семьдесят и поверх черного закрытогокупальника надела черные же шорты. Сочетание выглядело очень строго,официально, можно сказать, вариант не теряющего популярности короткого черногоплатья, в каком приходят на коктейль. Кремово-белую кожу над плоской грудью ина плечах покрывали большие коричневые старческие бляшки. Скулы и лоб выступаливперед, а глаза словно прятались в тени. Седые волосы свисали патлами.

Господи, какая же она худая, подумал я. Прямо-таки мешок с…

Вот тут меня тряхнуло. Сильно тряхнуло, будто от удараэлектрическим током. Я не хотел, чтобы она это заметила (хорошенькое началолетнего дня: твой вид вызывает у мужчины такое отвращение, что его трясет),поэтому я поднял руку, помахал. Попытался и улыбнуться. Привет, старушка,стоящая у бара над водой. Привет, мешок с костями, ты испугала меня до смерти,но нынче это просто, вот я тебя и прощаю. И что вообще ты там делаешь? Я,правда, подумал, что моя улыбка показалась ей гримасой.

В ответ она мне рукой не помахала.

Чувствуя себя круглым идиотом (ДЕРЕВЕНСКОГО ИДИОТА ЗДЕСЬНЕТ. МЫ ПО ОЧЕРЕДИ ИСПОЛНЯЕМ ЕГО ОБЯЗАННОСТИ), я опустил руку и двинулся вобратный путь. Через пять шагов оглянулся: меня не оставляло ощущение, что еевзгляд упирается мне между лопатками.

Пристань опустела. Я прищурился, полагая, что она простоотступила в тень, отбрасываемую boozehaus[52], но нет, она исчезла. Словнопризрак.

Она просто зашла в бар, дорогой, вставила Джо. Ты этознаешь, не так ли? Я… ты знаешь, да?

— Да, да, — бормотал я, шагая по Улице к своему дому. —Естественно, знаю. Куда же еще она могла зайти?

Да только мне казалось, что не успела бы она войти в бар. Аесли бы и вошла, я бы услышал ее шаги, пусть она была и босиком. Утро выдалосьочень уж тихое.

Может, походка у нее бесшумная. Опять Джо.

— Да, — согласился я. «Если так будет продолжаться, —подумал я, — то к концу лета я уже привыкну говорить вслух сам с собой». — Да,наверное. Может, у нее бесшумная походка.

Конечно. Как у миссис Дэнверс.

Я вновь остановился и оглянулся, но тропа следовала занебольшим изгибом берега, и я больше не увидел ни «Уэррингтона», ни «Баразаходящего солнца». И, честно признаюсь, нисколько об этом не пожалел.

* * *

На обратном пути я попытался составить список странностей,которые предваряли или сопровождали мое возвращение в «Сару-Хохотушку»:повторяющиеся сны; подсолнечники; наклейка радиостанции; плач в ночи. Япредположил, что встречу с Мэтти и Кирой плюс последовавший за ней телефонныйразговор с мистером Пикселем Излом также можно считать странными, но они нестановились в один ряд с детским плачем, который я слышал по ночам.

А куда отнести тот факт, что то лето, когда умерла Джоанна,мы проводили в Дерри, а не на озере Темный След? Можно включить его в переченьстранностей? Я не знал. Даже не смог вспомнить, почему мы остались в Дерри.Осенью 1993 года я писал рассказы и пытался сделать сценарий из «Мужчины вкрасной рубашке». В феврале 1994-го засел за «Путь вниз с самого верха». Акроме того, решение ехать на запад, к «Саре»…

— Этим заведовала Джо, — сообщил я озеру и, как толькоуслышал собственные слова, понял, что сказал чистую правду. Мы оба любилибревенчатый коттедж, но именно на Джо лежала обязанность сказать: «Эй,Ирландец, давай оторвем наши задницы от дивана и смотаемся на несколько дней вТэ-Эр». Она могла произнести эти слова в любое время… только в год,предшествующий ее смерти, не произнесла ни разу. А у меня и в мыслях не былопроизнести их за нее. Я как-то забыл про «Сару-Хохотушку», несмотря нанаступившее лето. Возможно ли так глубоко погрузиться в новый роман? Вроде бынет, но где взять другое объяснение?

Но общей картины не получалось, а почему — я не знал. Что-тоне складывалось.

Почему-то на ум пришла Сара Тидуэлл и одна ее песня. Она такее и не записала, но у меня была пластинка с записью этой песни в исполненииСлепого Лимона Джефферсона[53], который, конечно, несколько поменял слова,подстраивая песню под себя. Один куплет звучал так: