Несущий смерть - Стивен Кинг

Темный пластик нагрелся до такой степени, что превратился врасплавленный воск. Он тек по пальцам Попа Меррилла, по рукам, оставляяглубокие канавки. Пластик прижигал плоть, и Кевин видел, как по краям канавоквыступала кровь и капли, шипя, словно раскаленный жир, падали на верстак.

— Твоя кассета в обертке! — крикнул мистер Дэлевен, выводяКевина из шока. — Сними обертку! Дай мне кассету!

Дэлевен-старший протянул руку, сильно толкнув Кевина, едване сбив его с ног. Выхватил кассету, разорвал фольгу и вынул из нее содержимое.

— ПОМОГИТЕ МНЕ! — кричал Поп. Эти слова были последними,которые можно было понять.

— Скорее! — Мистер Дэлевен сунул кассету Кевину в руки. —Скорее!

Шкворчание жарящейся плоти. Горячая кровь на верстаке,отдельные капли сливались в ливень по мере того, как пластик добирался добольших артерий. Пластик окольцевал левое запястье Попа, и лопнули вены,находящиеся у самой поверхности, разгерметизированный поток крови хлынул, асердце толчками гнало и гнало наружу все новые порции.

Поп завыл, как смертельно раненное животное.

Кевин никак не мог загнать кассету в паз.

— Черт! — вырвалось у него.

— Не той стороной! — завопил мистер Дэлевен.

Он хотел выхватить камеру у Кевина, но тот увернулся,оставив в руках отца клок рубашки, и перевернул кассету. Она чуть не выпала, ноКевин сумел удержать ее, вставил, захлопнул крышку. Камера зажужжала,выплевывая картонку.

Поп завопил вновь и…

ВСПЫШКА!

На этот раз они словно оказались в центре солнца, котороевнезапно стало другим — суперновым. Кевин почувствовал, как его тень отделиласьот него и впечаталась в стену. Может, так оно и было, потому что вся стена замальчиком обуглилась и пошла трещинками, кроме того места, куда легла его тень.На стене запечатлелся силуэт Кевина, с отставленным локтем, — в тот самыймомент, когда он поднимал камеру к лицу.

Верхняя часть камеры, которую держал Поп, с чавканьемотскочила. Полароидный пес зарычал так, словно рядом громыхнул гром. Зазвенелиразбитые стекла на циферблатах часов, мелкие осколки полетели во все стороны.

На этот раз камера не стонала и не жужжала, она вскрикнула,громко, пронзительно, словно женщина, умирающая в родах. Из щели выползладымящаяся фотография. Тут же начала плавиться и сама щель, один ее уголпотащило вниз, второй — вверх; щель растянулась, словно беззубый рот Наблестящей поверхности последней фотографии, еще торчащей из плавящейся щели,начал образовываться пузырь.

Кевин наблюдал как зачарованный, стремясь взглядом прорватьпелену прыгающих белых точек, которую последняя вспышка повесила перед егоглазами. Полароидный пес снова зарычал. Чуть тише, но звук этот исходил неиз-под земли, а из фотографии, отчего стало только страшнее.

Часть пластика выплеснулась на шею Попа Меррилла,превратившись в ожерелье. Внезапно вскрылись яремная вена и сонная артерия,кровь брызнула вперед и вверх. Голову Попа отбросило назад.

Пузырь на камере рос. Края увеличивающейся фотографии началираздирать щель. Они расходились и расходились, словно сделана была фотографияне из картона, а из какого-то растягивающегося материала. Фотография прыгалавзад-вперед, напомнив Кевину ковбойские сапожки, которые ему подарили на деньрождения два года назад. Они были узки в голенищах, поэтому ноги приходилосьвставлять в них рывками.

Края фотографии прорезали пластик так же легко, как острыйнож режет нежное мясо. Дымящиеся капли серого пластика полетели вниз. Однаупала на стопку старых журналов «Популярная механика» и прожгла глубокую дыру.

Пес снова зарычал, злобно, кровожадно. Ясно было, что на умеу него только одно — рвать и убивать.

Фотография уже напоминала бесформенный колокол. Ещемгновение, и она, вырвавшись из щели, полетела на стол со скоростью брошенногов стену камня.

— Что происходит? — просипел мистер Дэлевен. — Господи,Кевин, что здесь происходит?

Кевин услышал свой голос, отстраненный, бесстрастный:

— Он рождается.

Поп Меррилл умер, откинувшись на спинку стоящего у верстакакресла, в котором просидел, наверное, полжизни, если не больше. Сидел и курил;сидел и чинил часы и прочую механику, которая потом какое-то время работала, вовсяком случае, многое он успевал продать; сидел и одалживал деньги, уже подпокровом ночи, тем, кто не мог занять их где-либо еще. Поп Меррилл умер, глядяв потолок, с которого его же кровь капала ему на щеки и в широко раскрытыеглаза.

Кресло перевернулось и выкинуло хозяина «Империи изобилия»на пол. Из карманов вывалились кошелек и связка ключей.

А на его верстаке полароидная фотография продолжала житьсвоей жизнью. Ее края продолжали расползаться, и Кевин чувствовал, как неведомоеему существо, одновременно уже живое и еще неживое, стонет в ужасных мукахрождения.

— Мы должны отсюда уйти, — выдохнул отец Кевина.

Взгляд Джона Дэлевена не отрывался от этой растущей наглазах фотографии, которая уже скрыла под собой половину верстака Меррилла.

Она больше ничем не напоминала фотографию, раздувалась,словно щеки человека, набравшего полный рот воздуха. Сверкающий пузырь, в футвысотой, ходил ходуном. Его поверхность переливалась странными, невиданнымицветами, маслянисто блестела. Раскаты рева, раздраженного, злобного, голодного,накатывали один на другой.

Отец взял сына за плечо, но Кевин резко вывернулся, и пальцыстаршего Дэлевена лишь порвали ему рубашку. Голос мальчика звучал предельноспокойно.

— Нет… он бросится за нами. Думаю, ему нужен я, потому что сПопом пес уже разделался. Ведь камера принадлежала мне. Но на этом он неостановится. Пес сожрет и тебя. И это тоже его не остановит.

— Но ты ведь ничего не можешь поделать! — закричал отец.

— Могу, — ответил Кевин. — У меня есть один шанс.

И поднял камеру.

* * *

Края фотографии достигли краев верстака. Вместо того чтобысвеситься вниз, они закруглились вверх, продолжая удлиняться и извиваться. Онинапоминали теперь крылья, снабженные легкими, и еще пытались натужно дышать.

Вся пульсирующая поверхность продолжала растягиваться ирасширяться. То, что было плоским, превратилось в гигантский нарост, словнонаполненный вонючей жидкостью. От нароста тянуло гнилью.