Чего хочет женщина - Татьяна Полякова

Лом упоминаний о бывшем соратнике не выносил, тут я даламаху. Мысли об Аркаше возвращали к невеселым думам о Димке. Хотя времени, намой взгляд, прошло достаточно, и Ломовы раны я зализывала ежедневно иосновательно, но они все еще были свежи и болезненны.

— Аркаша без тебя шагу сделать боялся, а у меня свояголова на плечах, — рявкнул он. — Лешка правильно говорит, я и самвижу — дело верное. У нас сейчас сила, все к рукам приберем.

Я испугалась этакой прыти и на следующий день собрала совет.Впервые мнения разделились. Костя, выслушав меня, пожал плечами и заявил:

— Деньги не пахнут.

Танька пошла еще дальше.

— А почему бы и нет? Моисеев подлец, но не дурак, а вего намерении я улавливаю признак гениальности.

— Замолчи, — разозлилась я. — Гениальность… Уменя в отношении наркоты твердое и незыблемое правило…

— Да знаю я, знаю, — нахмурилась подружка. —Не заводись. Речь идет о деньгах, а не о моральных принципах.

— Мы строим Империю, — решив зайти с другойстороны, сказала я, — а Империя — это законы. Их надо создать, а создав,придерживаться. Иначе в один прекрасный момент все рухнет, как карточный домик.И еще. У каждого человека должна быть черта, за которую не следует переступать.Пока он возле нее топчется, бог его терпит, прощая кое-какие шалости, но нервыу господа тоже не железные, может и разгневаться, а господь, как известно,всемогущ, и силой с ним мериться дело зряшное.

Танька о господе размышляла в последнее время много и сейчасзапечалилась.

— Думаешь, влезем мы в это дерьмо и удача нас покинет?

— Думаю, — кивнула я. — Дело для нас новое,пока уму-разуму научимся, много шишек набьем, а кое-чего и лишимся.

— И хочется, и колется, и мамка не велит, —почесав нос, сказала Танька. Костя поднялся с кресла.

— Если Лада против, это уже повод отказаться. Тутдругая проблема: Лом.

— Лома я беру на себя, — кивнула я.

— А получится? — впервые усомнилась в моихспособностях Танька. — Уж больно завелся.

— Получится, — заверила я. — А вот Моисеевнам теперь не ко двору. Дурной советчик хуже чумы.

— Споем? — насторожилась Танька.

— Придется спеть, — сказал Костя. — Носделать это нужно с высочайшего соизволения. Если Лешка сейчас сыграет в ящик,даже осел поймет, в чем дело, а Лом далеко не так глуп, как иногда кажется.Если чего заподозрит, мы утратим влияние на него и вся работа тогда впустую.

— Да-а, — протянула Танька и глубоко задумалась.

— План давай, — сказала я.

— План будет. Берись за Лома, а я прикину, как половчеевзяться за Моисеева.

Весь вечер я ходила опустив глазки, с мужем была ласкова, нотиха и молчалива. Дважды всплакнула, сначала в ванной, потом на кухне, когдамыла посуду. Лом сразу подмечал изменения в моем лице, но здесь, как видно,решил держаться и стойко молчал. Я о делах даже не заговаривала, а ночьюпрониклась к мужу особой нежностью.

— До чего ж ты настырная, — вздохнул Лом,поднялся, прошелся по спальне, сходил на кухню и принес сок в высоком стакане,а потом сел на постель, разглядывая меня с некоторой суровостью. —Обязательно чтоб по-твоему было, — сказал обиженно. — Ну ладно тамбабьи капризы, я ж все понимаю, потому никогда тебе ни в чем отказу нет. Хотьраз я сказал тебе «нет», а? Хоть раз разозлился или дал понять, что чего-то мнене по душе? Сама ведь знаешь: стоит тебе словечко шепнуть или кивнуть головкой— так я в лепешку расшибусь для твоего удовольствия. Но куда не просят, нелезь. Ты баба умная, и советы твои я всегда выслушиваю, только решать, что икак, буду сам.

— Не в том дело, Геночка, — запричитала я. —Совсем другое меня мучает. На днях по телевизору показывали детей, лет подвенадцати, не больше, а они уже наркоманы. Смотреть, жуть берет, на людей непохожи, а у каждого родители, и отец с матерью уж, верно, такой жизни им нежелали, и родители-то все приличные, не какая-то там пьянь… Только развеубережешь, когда это зелье везде и всюду? Ты знаешь, что в городе творится?Возьми любую школу — каждый второй старшеклассник эту дрянь уже пробовал, вовсех ночных клубах купить ее без проблем, только знай, к кому подойти, а незнаешь, так доброхоты подскажут. А хуже наркоты ничего нет, самая привязчивая зараза.Я ведь тебе про брата рассказывала… Такое вообразить невозможно, и боже сохранинам с тобой подобное пережить: видеть, как родной тебе человек превращается вполуидиота… — Тут я зарыдала в полный голос, а муженек стал меня обнимать и поспине наглаживать. — Страшно мне, Гена, бог накажет… А у нас с тобойсейчас все так хорошо, что божий гнев нам без надобности. Неужто из-за паршивыхбумажек будем собственных детей травить? Денег у нас, слава богу, хватит и нам,и внукам, чего ж грех-то на душу брать?

— Ладно, Ладуль, чего ты, — расстроился Лом,вытирая мои горькие слезы. — Я, честно, как-то не подумал об этом, ну, тоесть о твоем брате и как ты вообще к этому относишься. Разозлился, потому чтогордость заела: мол, опять все по-твоему, а я что ни скажу, все не в масть…Когда ты со мной поговоришь, все ясно становится, вот хоть сейчас, я теперь исам вижу, что нам гадость всякая без надобности. Мы найдем, где лишние бабкисшибить.

— Я ведь почему против Лешки взъелась, — шмыгнувносом, решила пояснить я. — Он ведь жаден до глупости, и никакого в немнет человеческого понятия. Это я с тобой могу поговорить, и ты поймешь, а унего душа давно запродана, и дальше своего длинного носа он ничего не видит. Итебе в уши шипит…

— Больно я его слушаю… — махнул рукой Лом и полезцеловаться. Потом поднял голову, заглянул мне в глаза и, кашлянув, спросил небез робости:

— Ладуль, ты не беременна, нет?

— Сейчас и рожать-то страшно, — пожаловаласья. — Такое вокруг…

— Глупости. Бабы должны рожать, и бояться совершеннонечего, в особенности тебе… Нехристей, кстати, потеснить надо, живут как у себядома. Пусть своих ребятишек травят, а наши сами придумают, чем себя в гробвогнать.

Через пару недель, явившийся с обычным отчетом ВячеславСергеевич, по-домашнему Славик, сосватанный нам Костей и ведущий теперь всюбухгалтерию, мужик умный и понятливый, сказал, обращаясь к Лому:

— Гена, Лешку Моисеева проверить надо. Есть у меняподозрение — ворует много, зарвался, решил, что в казино он полный хозяин.