Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря - Вольфганг Викторович Акунов

важнейшей особенностью его политики, доказательством присущего ему в несравненно большей степени, чем его римским современникам и соперникам, нового, космополитического (а не узко-националистического «староримского») мышления и куда большего политического реализма.

«Аквилы» — орлы римских легионов

Схема римского военного лагеря

Пополнив свои войска новобранцами из числа испанских провинциалов, Цезарь выступил в поход на племена лузитанов и каллаиков, дошел до побережья Моря Мрака (Атлантического океана) и поработил несколько свободных дотоле от римского ига туземных народностей. Трудно сказать, насколько этот поход был оправдан и необходим с точки зрения обще-римских государственных интересов, но вот если смотреть на него с точки зрения личных интересов Цезаря, двух мнений быть, по-моему, не может. Ведь Гаю Юлию требовалось, во что бы то ни стало, превзойти Помпея не только как политика, но и как победоносного военачальника. Поскольку же испанские туземцы Рим ничем не провоцировали, Цезарь спровоцировал их сам. Гай Юлий повелел горским народам, проживавшим на территории современного португальского национального парка Серра-да-Эштрела, переселиться с гор на равнину.

Когда маленькие, но гордые горские народы отказались подчиниться этому довольно наглому, с их точки зрения, приказу, Цезарь пошел на них войной, преследовал разбитых горцев до самого Атлантического побережья и, сверх того, с помощью кораблей римского флота, захватил несколько островов, также подчинив их власти «римского сената и народа». Римлянам досталась богатая добыча.

Цезарь — римский наместник в Испании

Очень довольные легионеры Цезаря провозгласили своего удачливого «дукса» императором (в описываемое время этот почетный титул присваивался военачальнику, убившему — не лично, разумеется, а с помощью своих солдат — пять тысяч врагов и более; насчитав пять тысяч вражеских трупов, римляне просто переставали считать дальше).

«Достигнув такого успеха в делах военных» — сообщает нам Плутарх — «Цезарь не хуже руководил и гражданскими: он установил согласие в городах и прежде всего уладил споры между заимодавцами и должниками. А именно, он предписал, чтобы из ежегодных доходов должника одна треть оставалась ему, остальное же шло заимодавцам, пока таким образом долг не будет выплачен». Совершив эти дела, он получил «всеобщее одобрение…». Справедливости ради, надо сказать, что Цезарь получил не только «всеобщее одобрение». Успешно позаботившись о приведении своим удачным походом в порядок финансов испанской провинции Рима, находившихся после серторианской эпопеи все еще в состоянии хаоса, Цезарь не преминул позаботиться и о собственных финансах, состояние которых было ничуть не менее плачевным. Он беззастенчиво набивал себе «карманы» (выражаясь фигурально, ведь карманов у тогдашних римлян не было), или, иными словами, неустанно пополнял свою мошну. Добровольно или нет, но города Дальней Испании были вынуждены делать свежеиспеченному императору Гаю Юлию щедрые подарки (или, как говаривали на Святой Руси — «поминки»). Тем не менее, некоторые из этих щедрых на подарки городов, даже добровольно открывшие ему свои ворота без малейшего сопротивления, были все-таки ограблены до нитки, как взятые приступом вражеские твердыни. Так Цезарю удалось, за счет «благодарного населения Дальней Испании», не только выплатить все свои непомерные долги, но и возвратиться в «Главу мира» богатым человеком. Вот оно что делает, испанское-то серебро, не зря манившее к себе еще карфагенян! В-общем, Цезарь сумел уладить все испанские дела быстро, умело, энергично и к великой радости республиканских олигархов-заправил, уславших его из Рима в дальнюю Испанию, втайне надеясь, что там, на краю света, вечный баламут, если и не свернет себе шею на всякого рода «крутых поворотах», то, во всяком случае, окажется им не более полезным, а менее вредным. Да и орудовавшие в Испании публиканы на Цезаря, насколько известно, не жаловались. Он всегда умел всем угодить…

Управление Цезарем Испанией можно рассматривать как успешную, со всех точек зрения, генеральную репетицию перед ожидавшими его куда более масштабными предприятиями. Не говоря об очевидном коммерческом успехе, все его счастливо завершившиеся испанские мероприятия укрепили уверенность в своих силах вчерашнего политического маргинала, обреченного, казалось, прозябать до конца своих дней в тесном мирке правительственных интриг и в удушливой атмосфере явно второсортных по замыслу и воплощению в жизнь авантюр вроде первого путча злополучного Катилины. В результате своих достигнутых в Дальней Испании успехов Гай Юлий вновь обрел себя, снова стал Цезарем времен плена у киликийских пиратов и неравного — казалось бы — противостояния со всемогущим Суллой. Теперь он мог смело браться и за более великие дела. Пора для этого настала.

3. Почему Цезарю пришлось пожертвовать триумфом

Возвратившись из Испании в Италию, Цезарь оказался в крайне сложной ситуации.

Сенат соблаговолил удостоить Гая Юлия права на триумф, что, по римским законам означало следующее: Цезарю было категорически запрещено возвращаться в Город до наступления дня его официального торжественного въезда в Рим на триумфальной колеснице. В случае нарушения Цезарем этого категорического запрета он бы неминуемо лишился права на триумф (лат. triumphus), который весьма способствовал бы росту его популярности среди падкого на зрелища столичного простонародья. Между тем, как раз в описываемое время в Риме проходили консульские выборы. Каждому кандидату в консулы надлежало непременно участвовать в выборах лично, для чего требовалось его физическое присутствие в Риме (не зря сенат, ссылаясь на стародавний закон и освященный временем обычай, отклонил в свое время предложение ушлого народного трибуна избрать Помпея консулом в его отсутствие, заочно). Естественно, Цезарь был твердо намерен выставить на консульских выборах свою кандидатуру. Слишком долго дожидался «потомок Венеры» этой возможности, чтобы теперь от нее отказаться. Настало время ковать железо, пока оно горячо.

Гай Юлий оказался в явном цейтноте. Дата подачи кандидатуры в консулы была уже назначена. Поэтому домогавшийся и триумфа, и консульства Цезарь, переминаясь, фигурально выражаясь, с ноги на ногу, в нетерпеливом ожидании у ворот «Вечного Города», обратился в сенат с покорнейшим прошением либо позволить друзьям принять участие в выборах от его имени в его отсутствие (так сказать, «по доверенности»), либо, в виде исключения, дозволить ему войти в Город, сохранив за собой право на последующее вступление туда уже в качестве триумфатора. Враги Цезаря в сенате всячески затягивали решение вопроса, стараясь, используя всевозможные уловки, перенести дату голосования по данному вопросу на день, максимально приближенный к дате консульских выборов. Поскольку же прошение, поданное Цезарем, грозило все-таки быть одобренным большинством «отцов, занесенных в списки», суровый, непреклонный недруг Цезаря — Катон Младший — прибег к столь же бурлескному и граничащему с фарсом, сколь и радикальному средству, чтобы не допустить