Окно - Амелия Бранскилл

– Не так уж плохо хоть иногда выбираться из Бёрдтона.

– Верно. Окончу школу и никогда сюда не вернусь. Я готов пойти в любой колледж, если только мне дадут там стипендию и он будет находиться подальше отсюда. Видеть больше не могу это место.

Я вытянула руки над головой, а затем расслабленно уронила их на траву.

– А я хочу поступить в колледж на восточном берегу. Куда-нибудь, где никто обо мне не знает.

Где никто не знает, что у меня была сестра-близнец. Где худшее, что случилось со мной в жизни, не будет достоянием общественности.

– Почему именно на восточном?

– Не знаю. Звучит неплохо. Я представляю себе все эти здания из красного кирпича, библиотеки и идеальные, выглаженные ветром пляжи…

Раньше я об этом особо не задумывалась, но теперь отчетливо поняла, что мои представления о тех краях сформированы «Великим Гэтсби» и рекламными брошюрами колледжей, которые нам присылали по почте.

– Звучит действительно неплохо, хоть и пафосно, – сказал он.

– Ага, – согласилась я.

Мне хотелось обсуждать эту тему до бесконечности, вместе мечтать об идеальном будущем, которое наступит, когда мы окажемся подальше от Бёрдтона. Но мне нужно было задать ему один вопрос. Нужно было выяснить, что он знает.

– Ты ведь не ходил на ту вечеринку в карьере? – спросила я. – Ну, тогда, в ноябре?

– Вообще-то ходил, – сказал он. – Не в моем духе, но на пару часов заглянул.

– Почему?

– Не знаю. Жалею, что пошел, лучше бы просто дома остался.

– Что-то случилось?

– Не, просто я не в восторге от блуждания в темноте. Я и так был не в лучшем настроении, но Брайан изо всех сил старался убедить меня пойти. У него даже хватило духу сказать мне, чтобы я позаботился о своем внешнем виде, хотя он сам из одной футболки не вылезает. Вдобавок он даже забыл за мной заехать – мне пришлось позаимствовать машину родителей и катить туда самому. А потом я целую вечность не мог его найти.

– Он не пришел?

– О, в итоге я его отыскал. Он бродил по дну карьера, кидая камни в воду, пьяный до беспамятства. Не лучшая компания.

– Было похоже, будто он там что-то искал?

– Что, например?

– Не знаю, – сказала я. – Может, телефон?

– Про телефон он ничего не говорил, – ответил Ник. – Даже если он что-то искал, выходило у него не очень.

Я попыталась придумать, как аккуратно перейти к вопросу про Брайана и Анну. В голову ничего не пришло, так что оставалось только спросить напрямую:

– А его девушка была с ним?

– Его девушка? – Он нахмурился. – Вроде бы он после Моны ни с кем не встречался.

– А я слышала, что он потом стал проводить время с кем-то еще, кажется с какой-то девушкой из команды по кроссу.

Ник пожал плечами:

– Я ничего об этом не знаю. Ему было реально тяжело, когда Мона решила с ним расстаться. Думаю, он до сих пор по ней страдает.

Я старалась сохранить невозмутимое выражение лица. Я пыталась не представлять, как Мона лежит без сознания посреди футбольного поля в одной рубашке. Потому что я не хотела этого видеть даже мысленно. Не хотела слушать, как парень, который мне нравится, защищает парня, который, скорее всего, сделал это с Моной. Отнял у нее ее саму. Я не хотела слушать о том, как ему было грустно, когда он ее потерял. Некоторые люди не заслуживают жалости. Некоторые люди не заслуживают второго шанса. И я действительно надеялась, что Анна этого шанса ему не дала.

Ник оперся на локти:

– К чему все эти вопросы?

– Ни к чему.

– Ни к чему? Отличная попытка, мисс детектив.

Я заметила, что над нами летит самолет, почти скрытый за облаками.

– На днях я нашла телефон в карьере.

«Телефон, который, как оказалось, мог быть потерян в ту ночь, когда погибла Анна», – мысленно добавила я.

– Хотела попробовать вернуть его.

Он пожал плечами.

– Хорошая мысль, но я сомневаюсь, что его потеряли именно той ночью. А даже если так, владелец наверняка уже купил другой. Никто не станет столько дожидаться, пока телефон вернут. – Потом он помолчал. – Погоди, а ты что делала в карьере? Ты что, встречалась там с кем-то?

Я непонимающе посмотрела на него, а потом вспомнила, как Сара рассказывала мне, зачем люди вообще ходят в карьер, почему, собственно, я и решила пойти осмотреться там. И теперь я почти улыбалась от мысли, что Ник считает, будто в моей жизни могут быть какие-то другие парни. Впрочем, нельзя сказать, что и мы с ним были очень близки.

– Нет, – ответила я. – Просто, знаешь, решила провести время наедине с собой. В карьере. Решила осмотреться.

Осмотреться. Я понятия не имела, что это могло бы значить. Он, кажется, тоже.

– Джесс, все в порядке?

В этот момент он выглядел таким искренним, так нежно беспокоился обо мне. Я всерьез подумала, что могла бы сказать ему правду. Не только про карьер и про телефон – про все. Рассказать ему об Анне, об алкоголе в ее крови и о том, как я подозревала сначала мистера Мэтьюса, а потом Брайана. Но я боялась идти по этому пути, боялась, что, если я открою ему хоть что-то, в итоге придется вывалить все. И когда я буду рассказывать, это прозвучит не как убедительная, логичная и разумная история, которую я стараюсь сложить у себя в голове, а как свидетельство того, что я дошла до отчаяния. «Ты и так уже думаешь, что я странная, – мелькнуло у меня в голове. – Вряд ли я смогу выдержать, если ты узнаешь, как далеко все на самом деле зашло».

Я заставила себя улыбнуться:

– Все в порядке. Просто стало любопытно, что творится в карьере, ведь я никогда раньше туда не ходила.

С этими словами я уставилась в небо: самолет полностью скрылся, оставив за собой только слабый белый след.

С начала я не заметила письмо. Оно затерялось среди других – где-то между каталогом спортивной одежды и счетом за воду. Адресованный папе конверт из бюро судебно-медицинской экспертизы в Монтане. К счастью, папа не успел его заметить.

Я сложила остальные письма на кухонный стол, а потом удалилась в свою комнату, прижав конверт к груди, словно кто-то мог внезапно появиться и выхватить его у меня. В конверте был отчет о вскрытии, который я запрашивала.

Пока я ждала письмо, думала, что, получив его, сразу же накинусь на конверт, в спешке разрывая его чуть ли не вместе с самим отчетом. Но вот конверт оказался в моих руках, и я задумалась, каково это – знать, что кто-то вскрывал тело Анны, изучал содержимое ее внутренностей. Кто-то касался ее одежды. Думать об этом было довольно тяжело.