Золото плавней - Николай Александрович Зайцев

Затем чуть черкесенок не убил, и вот теперь ее спаситель, к которому она тоже питала искренние чувства, но не показывала их, лежит полуживой перед ней. За такой короткий срок столько испытаний. Даже для ее крепкого характера.

Как казачка Марфа осознавала, что показать свои чувства, а тем более слезы перед станичниками недопустимо. Не было в традициях казаков подобного. Даже при родителях дети, уже и сами семейные, скрывали чувства, отпуская их на свободу, лишь когда оставались наедине. Этому учили в казачьих семьях сызмальства.

В казачьем семейном быту взаимоотношения между мужем и женой определялись христианским учением, супруги жили по Священному Писанию.

– Не муж для жены, а жена для мужа. Да убоится жена мужа. Муж сродни Господу, а жена – церковь. Так и нужно относиться друг к другу.

При этом придерживались вековых устоев: мужчина не должен вмешиваться в женские дела, а женщина – в мужские.

На людях между мужем и женой соблюдалась сдержанность в отношениях с элементами отчужденности.

Но сейчас, склоняясь над почти бездыханным телом Билого, не зная, выживет он или нет, Марфа, как ни старалась, не могла сдержать чувств. Микола нравился ей. И это едва забрезжившее счастье могло сейчас ускользнуть, уйти в небытие навсегда.

Как и все казачки, Марфа имела в своем характере яркие черты гордости и независимости. Как поговаривали иногородние, впервые познакомившиеся с казачьим бытом, за внешней застенчивостью казачки зачастую скрывается сильный и неукротимый нрав, сознание хранительницы семейного очага и хозяйки дома.

Весь дом, все имущество, все хозяйство приобретено и держится только ее трудами и заботами.

Постоянный труд и заботы, легшие на руки казачек, дали особенно самостоятельный мужественный характер и поразительно развили в них физическую силу, здравый смысл, решительность и стойкость характера.

Казачка – свободная, воспитанная в среде, не знавшей ни рабства, ни крепостных господ, закрытых теремов и гаремов, она сознательно, как полноправный член семьи, отдавала свои силы, а часто и кровь для благосостояния и благополучия.

Казачки гордились своим происхождением – «не боли болячка – я казачка». Они решительно избегали браков с иногородними. С чужестранцами были неприветливы. Казаки упорно берегли свое племенное лицо, больше всего при помощи женщин, ревнивых хранительниц древних обычаев и чистоты крови.

Века постоянных боевых тревог, военно-полукочевого образа жизни, бытия в прошлом, выработали в казачке бесстрашную решительность и способность сохранять присутствие духа в моменты неожиданной опасности.

Она сумела достойно встать вместе с казаками с оружием в руках на защиту своих детей, куреня и станицы. И, несмотря на все это, она не теряла основных черт, присущих слабому полу: женственности, сердечности, кокетства, любви к нарядам.

Вот и сейчас в Марфе говорило женское начало. Хотелось выплакаться, излить душу. Но кто поймет ее? Станишники? Эти грубоватые, сухие на чувства в походах воины? Или тот орел, что треплет свою добычу на уступе скалы? Так они одного поля ягоды. И что им до ранимой женской души, скрываемой под покровом крепкого, недюжинного характера.

Марфа еще раз склонилась над головой Билого. Посмотрела на его загоревшее, обветренное лицо, провела рукой по щеке. Казалось, что Микола спит крепким сном после тяжелого боя. Марфа закрыла на мгновение глаза, шепча тихо молитву к Царице Небесной: «Мати Божия, помоги». Через прикрытые веки по щекам скатились две крупные слезы и упали на щеку и губы Билому.

Марфа вздрогнула. Нет, не показалось. Стон, больше похожий на мычание, слетел с засохших губ Миколы. Василь и стоявшие с ним рядом Иван с Осипом тоже услышали голос сотника и присели рядом с ним, склонив колена.

– Дядько Мыкола, – потряс Василь Билого за руку.

– Возвращайся, – прошептал Момыль, веря в чудо.

Сотник слегка приоткрыл глаза и запекшимися губами негромко произнес:

– Воды. Пить.

– Нельзя тебе, Мыкола, потерпи, – опередив Василя, сказала Марфа, – только губы трохи смочить.

Иван Мищник протянул ей баклажку с водой. Марфа оторвала от своей юбки небольшой лоскут, смочила его водой из баклажки, отжала лоскут, вновь намочила и приложила ко рту Билого. Тот, слегка приподняв голову, сжал лоскут губами и без сил вновь откинулся головой назад.

Стоявший рядом на одном колене Осип Момуль, слывший среди станичников добрым травником, умеющим и рану заговорить, и нужным снадобьем рану лечить, достал небольшой мешочек из поясной сумки. Развязав мешочек, достал из него щепоть порошка темно-серого цвета. Убрав с раны Миколы глину, заботливо приложенную Василем, Осип осмотрел рану. Кровь уже не сочилась. Края раны были слегка красными, кожа по краю взбухшей. Момуль растер между пальцами немного порошка в саму рану, остаток же высыпал на глинянную лепеху и вновь закрыл ею рану.

– Шо це, дядько Осип? – спросил с интересом Василь.

– Тю, забув вил, як тэлям був, тэля дой його, а вин бодаця рогом, – улыбнувшись с долей сарказма, ответил Осип. – Це ж порошок любистока да грыба-навозныка. Диды наши – славны запорожци – тем порошком раны ликувалы и нам то наказывали. Без старыны нэма новыны, Василь. Так-то.

Вспомнил Василь, как дед Трохим ему в детстве рассказывал о том, что в каждом походе у казаков свой цилюрник, то есть лекарь имелся. Вспомнил и о том, какие заговоры знают казаки-цилюрники, какими снадобьями владеют, чтобы кровь в ране остановить и сами раны лечить. Порошок тот, что Осип в рану сотнику положил, антисептическим действием обладает, стало быть, против микробов хорош. Листья любистока и гриб-навозник сушили казаки в тени, затем перетирали в порошок и брали с собой в специальном мешочке, притороченном к поясной сумке.

Военные лекари, цилюрники, умели не только раны заживлять. Они владели методиками и рецептами излечения практически всех известных на то время заболеваний.

Взять хотя бы лечение травами. Казаки знали множество чудодейственных целебных трав, и даже простые придорожные былинки помогали им поставить на ноги вояк. Конечно, готовили они из трав настои, отвары, спиртовые настойки. Однако был и исключительно казацкий метод лечения, когда пациенту предлагали покурить трубку, набитую лекарственной травой. Материнкой – для профилактики желудочных заболеваний, мятой и зверобоем – для успокоения нервов. Да и те, кто сидел рядом, тоже слегка подлечивались.

Вообще не зря люльку называли сестрой казака. Медсестрой она точно была. Простой люлькой – брулькой – запорожцы, предки черноморцев, лечили и болезни спины: прикладывали ее к искривленному участку позвоночника и приматывали широким кушаком. Так и отправлялись порой в дальние походы, не снимая повязки, скакали вояки на лошадях, и позвонки постепенно занимали положенные им места. Процедура суровая, но действенная. Есть несколько трав, которые знает каждый казак. Главная такая трава – емшан,