Золото плавней - Николай Александрович Зайцев

Сделав еще один парящий круг в воздухе, орел, печально крикнув свое «киии, киии», уселся на крышу одной из смотровых башен. Той, что была ближе к входным воротам. Вертя головой по сторонам, эта гордая и свободолюбивая птица оглядывала зорким взглядом то, что происходило в ауле. Всем своим видом давая понять свое превосходство над теми, кто с рождения не наделен возможностью полета. Темно-желтыми глазами орел пристально осматривал местность, реагируя поворотом головы на малейшее движение. Судя по размерам, орел был взрослым и довольно опытным. Он знал, что где люди, там и кони, где кони – там овес, а где овес – там может быть его любимое лакомство – грызуны. Взгляд его привлек паддок, где еще недавно стояли кони. Все его тело напряглось как струна. Невесть откель взявшийся бабак копошился у яслей, в которых оставался не съеденный конями овес. Увлеченный едой, он и не подозревал, какая опасность ему грозит и что он сам может стать лакомым кусочком. Все произошло так быстро, что бабак не успел заметить, как орел, вытянув тело в одну линию, оттолкнувшись мощными ногами и одновременно взмахнув крыльями, соскочил с крыши башти, на которой сидел, и, паря на небольшой высоте, словно молния пронесся к паддоку. Его цепкие острые когти вонзились в жирную спину бабака. Вновь взмахнув широко крыльями, орел оторвался от земли и, выравнивая баланс в воздухе, запарил к уступу скалы, к которой примыкал аул.

С трудом сдерживая волнение, не прошедшее после битвы с черкесами, Василь Рудь обходил территорию аула. Мысль одна-единственная, но острая, режущая, не покидала его. «Дядьку Мыколу вбылы. А може, ни? Сам бачив, як вин упав. Як Марфа над ним похылылась сльозно. Як без него? Господи, подмогни».

Для него, молодого казака, этот бой был первым настоящим. Чувство гордости за то, что трех абадзехов-костогрызов зарубил шашкой и сам цел остался, смешивалось с беспокойством за жизнь сотника Билого. Чтобы отвлечься, Василь еще раз пересчитал убитых, раненых. Пробормотал себе под нос то ли молитву, то ли заговор какой. Наклонился, чтобы поднять рушницу, лежавшую около убитого черкеса. Хотел было выпрямиться, как мощный поток воздуха чуть не снес папаху с его головы, сдвинул ее на глаза. Василь быстро поправил головной убор и было потянулся к шашке, как увидел парящего к паддоку орла. Невольно залюбовался красотой этой горной птицы и той ловкостью, с которой она вонзила когти в крупного, жирного бабака и, поднявшись снова в воздух, полетела к скале.

– Ух, аггел! – незлобно выругался Рудь. – Чертяка, да и только! Так напугать! Думал, в адовы котлы собрался утащить. – И тут же, сняв папаху, истово стал осенять себя двуперстным знамением: – Прости, Господи, окаянного!

Сколько дед Трохим ему тумаков давал за слова бранные, но все нипочем.

– Господь усе бачит, усе слышит, – говорил он Василю, когда тот в сердцах что-нибудь да выпалит. – Не словоблудствуй, бисова душа! На вот тебе пряник!

И подзатыльник щедро запустит. Дед хоть и старый, да силы в нем еще порядком. Вот и сейчас, вспомнив дедову науку, перекрестился Василь и молитву забормотал себе под нос. Поднял глаза в небо, затем посмотрел на орла, сидевшего на уступе скалы, в который упиралась одна из саклей. Тот рвал клювом добычу и не обращал на людей никакого внимания. Василь вновь глянул мельком на небо. Тучи тяжелыми тяжами нависли над головой, грозясь опрокинуться ливнем. Взглядом искоса и неуверенно повел в сторону, туда, где лежал сотник Билый. Над ним, склонившись низко, сидела Марфа. Видно было, как плечи ее вздрагивают. Не хотелось верить, что его больше нет. Боялся идти. Переселив себя, сделал несколько шагов вперед. Остановился. Нет, рано снимать папаху. Посмотрел в небо. «Господи, все в руках твоих!» Это придало уверенности. Шаг, другой. Тихие всхлипывания Марфы. Тронул ее за плечо. Она вздрогнула от неожиданности. Повернула голову. В покрасневших глазах, словно две жемчужины, застыли слезы. С трудом выдавил из себя: «Як вин? Жив, чи ни?»

Марфа, не ответив, отвернулась и, положив руку на грудь Миколы, вновь зашлась еле слышным рыданием.

Глава 16

Заговор на глине

Василь, встав на одно колено рядом с Марфой, склонился над Билым и приложил ухо к его груди. Прислушался, растерянно посмотрел на девушку:

– Не разумию. Вин дыхае, али не? Серце тож не чую.

Марфа чуть слышно всхлипывала и вдруг зашептала громко, не помня себя:

– Это я во всем виновата. Я! Из-за меня столько смертей. Как же я теперь буду людям в глаза смотреть? Как же жить мне с этим?

Василь ошалел от таких открытых чувств и слегка толкнул ее в плечо. Поднес палец к своим губам, произнес:

– Тсссс.

Марфа перевела на него свой затуманенный печалью взгляд и замолчала. В темно-вишневых глазах застыли слезы-жемчуга. Василь, расстегнув крючки на черкеске Билого, вновь припал ухом к его груди. Замер. Вслушался. Показалось или нет? Едва уловимый, слабый стук донесся до его слуха. Для верности Василь вынул кинжал из ножен и приложил начищенный до блеска карбиж к губам сотника. Через мгновение на лезвии остался запотевший след. От напряженного ожидания у него выступил пот на лбу и, струйками сбежав по гладким щекам, повис каплями на редких еще усах. Громко, облегченно выдохнув, Василь снял папаху и вытер пот со лба.

– Вин дыхае. Жив дядько Мыкола! Слава Богу за все!

Марфа поднесла руку к губам и еле сдержалась, чтобы не крикнуть от радости. Да вспомнила, что матушка всегда наказывала: «Радуйся, донечка, всегда тихо, дабы Господа не гневить. Да и ему за все благодарно молись».

Поборов прилив чувств, Марфа вполголоса произнесла:

– Слава тебе, Боже наш! Слава тебе!

– Такого пулей не убить, – прошептал кто-то из станишных, и ему тут же вторили:

– Нет такой пули.

– Заговоренный сотник.

– Видать, доля другая будет.

Василь вспомнил, что дед Трохим в одном из рассказов о былой своей службе упоминал глину, смешанную с вином, как средство для остановки крови в ране. С глиной в горной местности проблем не было. Казачата с мальства знали, как и где ее лучше добыть. А вот вино в мусульманском ауле порой днем с огнем не сыщешь. «Шо на той вэрби – груши, – подумал Василь. – Хотя и грим рака вбивае».

Мысль работала, как пуля летала. Василь метнулся к богатой с виду сакле. Знал он по рассказам бывалых станичников, что такие хижины обычно принадлежат аульным князькам. Знал также и о том, что гостеприимство у горцев