Золото плавней - Николай Александрович Зайцев

степная полынь, горькая, словно казачья судьба. Каждому казаку известны ее целебные свойства, но превыше всего казак почитает полынь за то, что для него она является древним и благородным народным казачьим символом. Горький, ни с чем не сравнимый запах полыни символизирует тоску по родине.

В каждой казачьей семье за иконой хранится веточка полыни. Ее вместе с погребальной свечой вкладывают в руки усопших казаков. И как бы давно в дальних краях ни сложил голову казак, он считается не погребенным, пока на его могилу не положена ветка полыни и не насыпана земля с «родного пепелища».

Осип, вновь склонившись над Миколой, положил ладонь правой руки ему на грудь и стал негромко что-то бормотать себе под нос. То ли молитву, то ли заговор какой.

Заговорное слово у казаков – не простое слово. Заговор представлял единое целое с обрядом и являлся его частью.

При всем разнообразии заговоры в большинстве случаев состояли из стандартных формул, обычно они начинались с молитвенного введения: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа…» После этого следует зачин: «Встану я, раб Божий, благословляясь, пойду, перекрестясь, из избы дверьми…» Конечная точка путешествия – бел-горюч камень, или камень Алатырь. Вокруг него и разворачиваются основные события. Действующими лицами в заговоре являются языческие божества и христианские. Далее в заговоре следовал перечень болезней, а также частей тела, откуда их следует изгнать. Плоть человека соответствовала земле, кровь – воде, волосы – растениям (траве), кости и зубы – камню, глаза – солнцу, уши – сторонам света, дыхание (душа) – ветру, голова – небу и т. д.

Болезнь мыслилась в виде живого существа, вселившегося в страждущего. В заговоре оно переводилось на неживой объект или отсылалось в пустынное место – «за мхи, за болота». Заканчивался заговор закрепкой, вроде «Буди мое слово крепко и легко. Ключ и замок словом моим… Аминь!»

В заговорах зашифровывается глубокий смысл, связанный не только с язычеством, но и с христианством.

Отдельные слова, произносимые Момулем, доносились до слуха стоявших рядом Марфы, Василя и Ивана Мищника.

Смысл этих слов был понятен лишь сведущим, знающим толк в знахарстве казакам. Василь напрягал слух, чтобы уловить всю цепочку сказанных Осипом слов, но тщетно. Это было похоже на какой-то код. Четко лишь воспринимался символ цифры три.

Число три в заговорах казаков, складывается из единицы и двойки – первая символ мужского начала, вторая – женского, результат их объединения – создания нового – исцеление человека.

Момуль упоминал о трех стихиях (воде, огне и земле), о каких-то трех именах (Ульяна, Тытяно, Яков), трех ключах. Что несомненно воспринималось привычно Василем, так это троекратное чтение «Отче наш».

Осип четыре раза повторил слово «три» в своем заговоре. Как пояснил он позже, этим указывается на четыре первоэлемента жизни – огонь, воздух, воду и землю.

Горная местность как нельзя лучше подходила для проведения обряда. Да и время Осип выбрал подходящее – полдень. В это время, по поверьям, открывается трещина между мирами, и заговор тогда приобретает особую силу воздействия.

Будучи истовыми поборниками православной веры, казаки сохраняли некоторые традиции, дошедшие из глубины веков, из тенгрианства – религии древних кочевников, коими и были далекие предки казаков.

Глава 17

Паночка-шаблюка

Присмотревшись ко многим казачьим обычаям, можно обнаружить след древней веры. Самый важный и почитаемый во всех казачьих областях войсковой праздник – Покров (первого октября по старому стилю).

Праздник древний, православный, но так широко, как в империи Российской, он не отмечается ни в одной православной стране. Не случайно с первого октября у степняков-половцев начинался новый год. Еще один отмечаемый только казаками праздник – День матери-казачки – выпадал на православный праздник Введения Богородицы в храм. Он выпадает на православный пост, но отмечается танцами – как праздник любви, благоденствия семьи и плодородия. Не случайно с ним совпадал отмечавшийся столетия назад праздник милосердия, всемилостивой и всеблагородной богини половцев-тенгрианцев Умай, которую изображали красивой и доброй женщиной-матерью с младенцем на руках.

Для казаков как народа всегда было очень важно, чтобы жили носители культуры – люди, которые сохраняют ее составные части в своей памяти, порой не придавая значения, из какой тьмы веков, из какой старины пришла сказка про репку или про курочку Рябу. И что в одной из сказок рассказывается про лунный цикл, а в другой – про год, который степняки представляли в виде птицы с 365 черными перьями и 365 – белыми. А мышка, которая хвостиком вильнула, – это короткая ночь, макушка лета (22–24 июня), разбитое же золотое яичко – солнце.

И казачонок, который, слушая сказку матери про гусей-лебедей, не подозревает, что она о его предках и работорговле. Как не подозревает, что слова считалки «эники-бенеки» были когда-то молитвой древних тюрок, проживавших в этих местах: «Энныке-бенныке» – «Мать Всемогущая». Мать Всемогущая – богиня Умай пришедших в причерноморские степи тенгрианцев – кочевников, поклонявшихся единому и всесильному Богу Неба и Земли милостивому Тенгри, которая в сознании потомков довольно легко превратилась в Богородицу. Тем более что и Умай была матерью Бога, правда, не Иисуса Христа, а Тенгри. А сам Тенгри стал восприниматься потомками степняков-христиан как Христос. Это произошло безболезненно, потому что пришедшие в днепровские и донские степи половцы были и тенгрианцами, и христиана-ми-несторианцами. Следы несторианского учения можно найти в мировоззрении казаков, в их жертвенном служении, в убежденности, что они призваны служить Иисусу Христу самым тяжким послушанием – оружием, в терпеливости, терпимости и стойкости. Не по этой ли причине у казаков, как ни у одного народа в мире, сохранилась та тесная связь с веками прошлыми, давно минувшими.

И связь эта передавалась на генном уровне из поколения в поколение.

Момуль, закончив бормотать заговоры над лежащим без сил Билым, не вставая с колена, перекрестился. Подняв голову к небу, он долго смотрел в одну точку, словно пытаясь разглядеть среди тяжелых серых туч знаки того, к кому он молитвенно обращался. И, словно являя чудо, солнечный луч, прорезав пелену туч, пролил свой свет на грешную землю. Стоявшие рядом Василь, Марфа и Иван Мищник истово осенили себя троекратно двуперстным знамением.

«Велики дела твои, Господи», – подумал Василь.

– И долго я был без сознания? – неожиданно для всех слабым голосом произнес Билый.

Марфа, вздрогнув от неожиданности, посмотрела на Миколу. Он силился подняться, упираясь о локти.

– Подмогните, станишные, – чуть громче сказал он.

– Погодь, Микола! – забеспокоился Момуль. – Не так швидко.

Василь и Иван бросились к нему и помогли сесть.

– Ваше бродь… Дядько Микола!