Стеклянные дома - Франческа Рис

день не находила себе места и теперь, услышав грузовик, почти не удивилась – как будто сама его вызвала. В том, что это он, она не сомневалась: узнала особую напористость двигателя. Взяла камеру и бросилась в свою засаду в ванной. Волнение придало ей проворности. На этот раз Гет вел себя увереннее. Сразу позвонил в дверь, и, когда прошло достаточно времени, чтобы можно было предположить, что ее нет дома, позвал ее всего раз и тут же направился в сторону причала. Наверное, он только что закончил работу. На нем была старая армейская рубашка, поверх джинсов – оранжевые защитные чапы[56], а рабочие ботинки все облеплены засохшей грязью. Сначала Гет снял чапы, потом – ботинки. Олуэн наблюдала, как взлетают его руки, расстегивая пуговицы на рубашке, как он стряхивает рубашку с себя, открывая солнцу широкие плечи, как туго натягивается кожа вдоль линий мускулов и костей. Олуэн почувствовала, как у нее обмякла челюсть: его дерзость была так притягательна, что она выпрямилась в ванне и открыла окно, чтобы высунуться наружу. Если он и услышал что-нибудь, то виду не подал, и, когда разделся до трусов, подошел к краю причала и бросился в тихую воду. Олуэн смотрела в видоискатель, как он исчезает: остается одна лишь темная голова и длинные руки и ноги, рассекающие поверхность озера. Она бросила снимать. Положила камеру в умывальник и прислонилась к прохладной плитке стены ванной. Закрыла глаза, и изображение его тела проявилось будто в негативе – так бывает, когда долго смотришь на очень яркий свет. Когда он появился снова, сначала она увидела его ладони, ухватившиеся за край причала. Подтянувшись, он вытащил себя из воды, и она смотрела, как напрягаются его жилистые предплечья. Влажная кожа сверкала на солнце. Гет обтерся, воспользовавшись своей рубашкой, и так, полуодетый, зашагал в сторону грузовика. Прежде чем окончательно исчезнуть из виду, остановился и, оглядев озеро, неспешно потянулся. Можно было подумать, ему хочется, чтобы его застукали.

В ту ночь Олуэн не спалось. Она настороженно прислушивалась к малейшим шорохам и изо всех сил старалась приказать собственному телу угомониться, но его охватила какая-то безудержная подвижность. Когда сон наконец пришел, сновидения были настолько реалистичными, что Олуэн даже сомневалась, спит ли она на самом деле. Во сне – если это был все-таки сон – она была убеждена, что в доме кроме нее есть кто-то еще. Она ощущала, как из-за чьего-то присутствия воздух начал иначе циркулировать по комнатам. Кто-то за ней наблюдал, она знала это наверняка. К счастью, в какой-то момент невыносимая реалистичность кошмара заставила Олуэн открыть глаза, и в первую секунду ей показалось, что и с открытыми глазами она видит едва различимый синеватый силуэт человека, стоящего на веранде. Она несколько раз моргнула, приспосабливаясь к темноте, и фигура, в присутствии которой она практически не сомневалась, исчезла. Когда она окончательно проснулась, вокруг был надежный и внятный дневной свет, и ее ночную убежденность как рукой сняло: теперь-то Олуэн понимала, что никакого человека за окном быть не могло, что человеческий силуэт за стеклянной дверью наверняка был всего лишь обманом зрения, призрачным отголоском сна.

Было все еще очень рано. Она решила приготовить себе чайник чая и, пока он заваривался, вышла на веранду – ощутить на лице приятную прохладу утреннего воздуха. Доски под ногами были еще влажными. Олуэн вдохнула, и тело будто обновилось; но тут, оглядевшись по сторонам, она осознала: что-то изменилось. Что-то было не так. Боковым зрением она уловила вкрапление синтетического зеленого цвета, которого прежде тут не было. Олуэн заставила себя очень-очень медленно повернуться и сосредоточиться на зеленой вспышке – и та превратилась в две пустые бутылки Stella, стоящие на низком столике рядом с шезлонгом. Она почувствовала, как напряглись все мышцы, натянулась кожа. Перехватило дыхание.

* * *

– Ты Джеймсу сказала? – голос Миранды на том конце линии был настойчив: еще чуть-чуть – и закричит.

– Конечно, я не сказала Джеймсу, ты что?!

– Ну вообще-то да, знаешь, если кому и говорить, то, видимо, сразу полиции.

– Полиции? Что за бред. Не стану же я доносить на него в полицию! Это же Гетин. Ну, слушай, да нет! Что я им скажу? Типа, парень, который мне нравился в детстве, по ночам приходит ко мне и выпивает некоторое количество алкоголя у меня под окном, пока я сплю? – Она остановилась. – Хотя, если так послушать, звучит жутковато, да?

Миранда ничего не ответила, и Олуэн сказала:

– Но он совершенно нормальный, не маньяк. Если бы ты его знала, ты бы понимала, о чем я.

– Ты хотя бы уверена, что это он?

– Он всегда пил Stella.

– Все пьют Stella. Господи, а ты что рассчитывала найти – бутылку домашнего пэйл-эля?

Олуэн вздохнула.

– Мири, тут нормальное пиво тоже производят.

– Культурный рост вашего дерьмового городишка вообще не имеет никакого отношения к делу, Ол. Давай на секунду остановимся и просто взвесим факты, ладно? Итак, твой бывший парень, который, судя по всему, так тебя и не разлюбил, что, кстати говоря, само по себе ужасно стремно…

– Мы не знаем точно, так ли это.

– Хм-м-м, принимая во внимание, что он наблюдает за тобой, пока ты спишь, сомнения как-то отпадают сами собой.

– Может, он забыл что-нибудь, когда приезжал сюда днем?

– Что забыл? Трусы? Олуэн, зачем он вообще приезжал днем? У людей как бы не принято заваливаться в чужой двор и раздеваться. Он не в себе. Двинутый, на хрен. Ты не видела его пятнадцать лет – и он за это время, видимо, превратился в такого, знаешь, несчастного мужика, который носит футболку с Metallica и публикует посты о суках-феминистках, которые лишили его Богом данного права на секс. Господи, да я уверена, что он голосовал за Брексит. И что он называет женщин бабами и верит в теорию великого замещения. Обожает идиотские комедии. И рептилоидов.

Олуэн проигнорировала этот монолог.

– Думаю, тут дело не во мне, – сказала она. – Думаю, дело в доме.

– Но это твой дом! Это частная собственность. Он не может просто заваливаться туда, чтобы искупаться или побухать.

Кстати, когда они учились в университете, Миранда носила золотую цепочку с кулоном, который представлял собой выведенное идеальными рукописными буквами слово «М-А-Р-К-С».

– У меня просто в голове не умещается, что я должна тебе объяснять, что все это вообще ни на что не похоже, – не унималась она. – Он раздевается у тебя на глазах, хотя его ни в дом никто не приглашал, ни раздеваться не просили. Да это же сексуальная агрессия!

Олуэн закрыла глаза и вспомнила широкие плечи и то, как торс сужается к талии, а еще – неброскую мускулистость рук и ног.

– Ну я не то чтобы возражала, – сказала она.

После того как она смогла наконец отключить Миранду, Олуэн открыла