Стеклянные дома - Франческа Рис

шли через центр к «Подвалам». – Ты уверен, что она мне обрадуется?

– Конечно, она тебя любила. Мег всех любит. К тому же это ведь не она хозяйка паба, согласна?

– Она считала, что я слишком много о себе воображаю. Мне Тал однажды рассказал, когда мы с ним поссорились. Сказал, что все его друзья считают меня снобкой.

– Я не считал тебя снобкой.

– Считал.

– У тебя были и другие качества.

Он подмигнул ей, и Олуэн почувствовала, как горячая волна растекается по щекам и дальше вниз, по шее и груди. Она посмотрела под ноги. На террасе перед пабом толпился народ. В вечера «Открытого микрофона» здесь всегда бывало людно, но в это время года, когда дни становились длиннее и под конец будто размывались, – особенно. С начала девяностых, когда они еще были подростками, вторая пятница месяца всегда становилась большим событием. «Открытый микрофон» устраивал седеющий и стареющий парень по имени Кит: когда они учились в школе, он носил длинные рыжие дреды, но теперь почти совершенно облысел. Хотя никто толком не понимал, какова официальная должность Кита, он был таким же неотъемлемым элементом паба, как здешние раскрашенные вручную пепельницы с неаккуратными надписями кельтским шрифтом или безвкусные наброски местных пейзажей на стенах, коричневые от никотина. Олуэн помнила Кита с удивительной ясностью. Помнила, что каждый раз, когда она его видела, он, как персонаж мультфильма, был одет всегда в одно и то же: в потрепанные, слегка расширяющиеся книзу джинсы, ковбойские ботинки на кубинском каблуке и мешковатую куртку-бомбер из коричневой замши, пропитавшейся сырым запахом не одного десятилетия употребления алкоголя. Он воображал себя местным импресарио и непонятым Свенгали мира искусства. Ту недолгую часть вечера, пока Кит еще оставался трезвым, он вел «Открытый микрофон» с прямо-таки армейским уровнем деспотизма. После третьей или четвертой пинты он приходил в такое благостное состояние духа, что на остаток вечера удалялся в пивной сад, где с упоением курил и читал случайным жертвам лекции на такие разнообразные темы, как иллюминаты или таинственные появления Ричи Эдвардса[60].

– Вот во что невозможно поверить, так это в то, что у Меган есть сын и он уже настолько взрослый, что может играть в группе на «Открытом микрофоне», – сказала Олуэн.

– Ну да. Она его довольно рано родила.

– В его возрасте разве в паб уже пускают?

– В «Подвалах» документы на входе не проверяют, – усмехнулся Гет.

– А ты помнишь группу Меган и Талиесина?

Они поднялись на террасу, и Гет улыбнулся.

– Iesu mawr. Мы прямо как будто в прошлое нырнули. – Он кивнул двоим мужчинам, которые сидели на скамейке и курили. – Роб, здоров. Люк, s'mae.

Олуэн неловко улыбнулась им, не слишком широко, и пожалела, что они с Гетом не остались в пивном саду на заднем дворе «Кабана», где им никто не мешал и у нее было ощущение, что ей уже почти удалось до него достучаться. Гет толкнул дверь паба, положил свободную ладонь Олуэн на поясницу, подтолкнул вперед, и ее опять обдало прежним жаром. Переступив порог, она налетела на шумовую завесу – голоса, смех, звон бокалов, шипение наливаемого пива, заезженный рифф «Another Girl, Another Planet»[61], с шипением несущийся из внушительных колонок на импровизированной сцене, где светлокожий парень в клетчатой рубашке из магазина Topman и в «конверсах» играл на гитаре Gibson Les Paul.

– Тут как будто опять две тысячи шестой, – прокричала она в ухо Гету. Она приподнялась на цыпочки. Его ладонь по-прежнему касалась тонкого хлопка ее платья.

– Правда? – задумчиво спросил он. Он смотрел куда-то мимо нее, в сторону бара, туда, где висели фотографии великих валлийских команд по регби из семидесятых годов, туда, где стояли бутылки спиртного, висело зеркало, все в возрастных пятнах, и полки украшали латунные безделушки.

– О черт, – пробормотал он. – Мег взяли в оборот. Пойдем ее спасать? Или смоемся отсюда, пока еще есть возможность?

Олуэн проследила за взглядом Гета, и глаза ее остановились прямо на Меган: та восседала на барном табурете и ей что-то без умолку говорил человек, в котором Олуэн узнала постаревшую и облысевшую реинкарнацию Кита. Бежать было поздно. Мег уже заметила Гета и с энтузиазмом подняла руку, чтобы поманить его к себе; тут Олуэн увидела, как Меган перевела взгляд на нее, стоящую рядом с Гетином, и тут же стало понятно, что она ее узнала. Олуэн через весь зал прочла по губам Меган и почти не сомневалась, что та произнесла: «О-хре-неть». Она почувствовала, как нервы в желудке завязываются узлом из колючей проволоки, и подумала, что, если бы не рука Гетина, которая по-прежнему касалась ее поясницы, она бы едва ли поборола соблазн потихоньку смыться отсюда и больше никогда не совать нос в город. Гетин это будто почувствовал и покрепче прижал ладонь – а потом сказал совсем тихо (она почувствовала макушкой жар его слов): «Все в порядке, да?» – и подтолкнул Олуэн в направлении бара.

– Привет, Меган! – выдавила она из себя незнакомым голосом.

Мег зафиксировала на лице улыбку.

– Привет.

Олуэн почувствовала, как Кит ее оценивает.

– Новая подружка? – спросил он у Гетина, и Олуэн ничуть не удивилась, что он ее не помнит, хотя в течение того года, что они с Гетом встречались, она участвовала в «Открытом микрофоне» и ни разу его не пропустила.

Она представилась и сделала вид, что имя Кита для нее новая информация.

– Жак уже тут? – спросил Гет у Мег, по-прежнему не убирая руку.

– Во дворе с ребятами. Кстати, ты не мог бы со мной выйти на минутку? Мне надо спросить у тебя про… Ну, про это?

– Господи, Мег, секунду, ладно? Я хоть выпить возьму. Что пьем, мальчики и девочки? Ты, наверное, продолжишь по джину? – спросил он у Олуэн.

– А ты в отличной форме, а? – заметила Мег.

– Можете пойти во двор, если хотите. Я всем куплю выпить, – сказала Олуэн, чтобы расположить к себе Меган.

– Да ну, не дури, – сказал Гет. – Ты до утра в очереди простоишь, вон какая толпа.

– Уж ее-то точно побыстрее обслужат, чем тебя, – сухо сказала Мег.

– Может, тогда я пойду во двор? – предложила Олуэн. – Займу столик, чтобы нам выкурить по сигарете до группы Жака?

На сцене Нил Прайс доиграл песню The Only Ones и уже бренчал неизбежные открывающие такты «Redemption Song»[62]. Олуэн удержалась от комментария и понадеялась, что он не станет пытаться петь с акцентом.

– Классная мысль, – сказала Меган.

Задний дворик оказался набит подростками, они пили и курили. Олуэн села в пустой угол и наблюдала за ними, гадая, который – сын Меган, и вспоминая, каким прекрасно новым было все в этом возрасте, каким безграничным. Она, конечно, сообразила, что у нее-то с собой сигарет нет, и сидела, умирая от неловкости