Нимфа - Мишель Яффе

Криспин вынужден был признать, что его поведение былонедостойно, несправедливо и бестактно. Разумеется, она что-то скрывает от него,утаивает правду об отношениях с крестным, но это не повод, чтобы так грубовести себя с ней. В глубине души Криспин понимал, что она лжет прежде всегосамой себе. А он сказал, что ему все равно, что с ней.

Многие люди лгали ему в его бытность Фениксом, и он ни разуне вышел из себя, не сорвался, сохраняя хладнокровие Криспин на собственномопыте знал, что ложь легче всего раскрыть, когда лгун убежден, что ему верят.Он осуждал свое поведение при последней встрече с Софи, зная, что так ничего недобьется. Он вдруг потерял способность мыслить здраво, и это раздражало егобольше всего. Он досадовал на то, что, не зная правды об отношениях Софи сосвоим крестным, он не смог ни смириться с грязными слухами, ни отторгнуть их отсебя. Софи была права: все это действительно не имеет отношения к егорасследованию. Интересы Феникса никоим образом не были связаны со знаниемистинных отношений между Софи Чампьон и Милтоном Гросгрейном. Криспин неустанноповторял себе, что ему следует прежде всего озаботиться интересами Феникса, ане графа Сандала.

Криспин уже направился было с визитом к кондитеру Суитсону,уверив себя, что действует в интересах Феникса, а не себя лично, когда ему вголову пришла счастливая мысль немедленно извиниться перед Софи, что пойдет наблаго и Фениксу, и графу Сандалу. Таким образом он сможет вернуть ее утраченноедоверие и получить ответы на оставшиеся незаданными вопросы. И еще перестанетнаконец чувствовать себя законченным хамом. Криспином руководило вовсе нежелание как можно скорее услышать голос Софи, когда он развернул Фортуну ипустил ее галопом к дому, а потребность вернуть себе внутреннее спокойствие. Онсобирался уже взбежать по лестнице наверх, как вдруг налетел на невозмутимогоТерстона.

— Ваша светлость, — докладывал слуга, пока Криспинснимал мокрый плащ, — у меня есть сообщение для вас от их сиятельств,ваших тетушек.

— Тетушки теперь решили надоедать мне своими лекциямичерез тебя? — угрюмо поинтересовался Криспин.

— Нет, милорд, они лишь просили меня выяснить, откудавчера ночью раздавался такой странный смех. Они решили, что так может смеятьсятолько сумасшедший, и хотят быть уверенными, что вы не прячете в домекакого-нибудь безумца. Ваш отец, покойный Хьюго, никогда не стал бы держать вдоме умалишенного — это они просили передать вам.

Напоминание о безудержном хохоте Софи, который так неверноистолковали тетушки, развеселило Криспина.

— Надеюсь, ты подтвердил, что я действительно прячу вдоме сумасшедшую женщину? — спросил он.

— Да, милорд. Но они, похоже, мне не поверили.

— Жаль. Кстати, а как поживает эта сумасшедшая?

— Не могу знать, милорд. Я не видел ее последниенесколько часов. Она не притронулась ни к обеду, ни к ужину.

— Она ничего не ела? Странно. — Криспин решил, чтоона всерьез расстроена, если даже отказалась от еды.

— Она попросила меня отправить письмо в«Курятник», — продолжал Терстон. — Я подготовил его копию для вас,равно как и запись ее беседы с леди Артли.

— Что-нибудь интересное?

— Не думаю, милорд. Ответа на письмо не было. Заходил мистерПикеринг, чтобы засвидетельствовать свое почтение мисс Чампьон.

— Хитрец Лоуренс, ну и хитрец, — покачал головойКриспин. — И как она приняла его?

— Он не входил к ней, милорд. И вскоре ушел — мнепоказалось, что ему не хотелось встречаться с их светлостями. Может быть, высообщите мисс Чампьон, что он приходил? Когда я в последний раз заглядывал вбиблиотеку, ее там не было.

— Хорошо, — кивнул Криспин и стал подниматься полестнице, но вдруг обернулся к слуге. — Вы пользуетесь одеколоном,Терстон? — спросил он, принюхиваясь.

— Гвоздичным маслом, сэр, — ответил Терстон.Криспин готов был поклясться, что впервые за все время их знакомства увидел,как его слуга покраснел. — Этот запах считается приятным и освежающим,сэр.

— Безусловно. Доброй ночи, Терстон.

Последние слова Криспин бросил уже через плечо торопясьвверх по лестнице. Ему и в голову не приходило, что Софи может уйти из дома —деваться ей некуда, да и мимо Терстона проскользнуть незамеченной довольнотрудно, — однако теперь он подумал, что напрасно был так уверен в этом.

Опасения Криспина оправдались. Несколько часов назад Софидействительно ухитрилась незаметно выбраться из Сандал-Холла. Она отошла уже наприличное расстояние от дома, но потом вдруг передумала и вернулась в покоиКриспина.

Ворон Грип вывел ее из оцепенения, пробудившись от спячкиспустя пару часов после ухода Криспина. Он закачался на жердочке, хлопаякрыльями, и стал кричать «меренги, меренги, меренги». Софи вздрогнула иочнулась, решив, что птица проголодалась. Но когда Грип отказался отпредложенного ужина, который и сама Софи оставила нетронутым, ее неожиданноосенило: он повторяет слово, услышанное во время ее беседы с леди Артли. И этобыло не просто слово, а тот ключ, который Софи искала и не могла найти.Конечно! Меренги.

Не теряя времени, она написала письмо Октавии и отправилаего в «Курятник» через Терстона. Досадно, что она сама не имела возможностипойти туда, но возле ее дома констебли наверняка устроили засаду. Даже донАльфонсо вряд ли сможет миновать ее. Так что Софи решила дождаться ответа отОктавии, а затем уйти из дома до прихода Криспина.

Но когда ответа ни через час, ни через два не последовало,она поняла, что придется обойтись без него. Убедившись, что ее накладные усы наместе, она прихватила с собой несколько свечей и трутницу и выбралась избиблиотеки через узкий потайной ход, который обнаружила ранее. Он былполуразрушен, но достаточно широк, и через несколько минут Софи оказалась наСтрэнде, на безопасном расстоянии от дома.

Здесь она приняла окончательное решение. На память ей пришлислова Криспина, не те жестокие и равнодушные, которые глубоко обидели ее, адругие, сказанные чуть раньше. «Я единственный человек, который может помочьвам, раскрыв тайну убийства». Софи отчасти признавала справедливость этих слов.Но все же она не собиралась полностью возлагать расследование на Криспина, какон того хотел. Она могла воспользоваться его помощью, вернее, сведениями,которыми он располагал, чтобы самостоятельно найти убийцу крестного. Несмотряна все отвратительные качества его характера, нельзя было не признать, чтоКриспин обладал важной для нее информацией. Значит, следует дождаться его,выведать то, что ему известно, а затем уйти.

Решение вернуться было продиктовано логикой, основанной нанеобходимости восстановить справедливость. Никакого отношения к желанию увидетьграфа Сандала оно не имело. Зачем ей видеться с человеком, который так жестокообошелся с ней? Конечно, он может доставить ей невероятное наслаждение, датьпочувствовать себя красивой и желанной, но только для того, чтобы в следующуюминуту растоптать и уничтожить. Софи все еще была смущена тем, что произошломежду ними ночью, смущена своими чувствами и желаниями, его добротой и открытостью,с которыми так не вязалось жестокое равнодушие его слов. «Мне все равно, что свами будет». Эти слова эхом отозвались у нее в ушах, доставляя мучительнуюболь, причину которой она вдруг поняла. Дело в том, что она не могла быответить ему тем же.