Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II - Мария Павловна Романова

наносил в Биарриц к Наполеону III и императрице Евгении в конце шестидесятых годов прошлого века, или посещение им бала во дворце, который теперь носит название «Отель дю Пале». Кроме того, он рассказывал о светской жизни в те времена, когда сам он был молодым офицером.

Его жена, княгиня Евгения Максимилиановна, которая прежде отличалась высокой культурой и большим умом, превратилась в безнадежного инвалида. Она даже не могла говорить. Она сидела в кресле, укрытая теплым пледом; рядом с ней в другом кресле сидела еще одна старушка, ее давняя подруга, и без конца вязала. За вязанием она громко говорила, внушая всем, будто княгиня в состоянии ее понимать. Молчание, которое иначе царило бы в комнате, было бы для нее невыносимым. Князь выдерживал эту обстановку лишь несколько секунд.

Гордый старик председательствовал за столом в столовой, где собирались оставшиеся при нем верные соратники, как будто возглавлял конференцию. Все они вместе трудились; теперь они вместе доживали свой век. Их число с каждым годом уменьшается; скоро они исчезнут совсем.

Другим моим родственником, жившим в Биаррице, был герцог Лейхтенбергский, потомок пасынка Наполеона Евгения Богарне. Дед герцога, женившийся на русской великой княжне, также обосновался в России, где его дети посвятили жизнь военной карьере. Нынешний герцог был старше меня лишь на несколько лет, и мы, естественно, часто виделись; в свое время к нам с братом перешли его гувернантка и его наставник.

Прослужив несколько лет в кавалерийском полку, Сандро вынужден был выйти в отставку по болезни. Из-за слабых легких он почти постоянно жил в По, также в Стране Басков. В революцию он женился и бежал из России. Затем приехал во Францию и несколько лет прожил в Париже, где, как и многие из нас, перенес ряд превратностей судьбы. Наконец на жалкие остатки некогда огромного состояния он купил небольшой участок в Биаррице и переехал туда на постоянное жительство. Поскольку у них с женой не было детей, они удочерили маленькую русскую девочку, осиротевшую в годы революции, а позднее основали приют для детей, чьи родители умерли или пропали без вести после катастрофы. Они вкладывают душу в свою работу, собирают пожертвования и лично занимаются всеми организационными вопросами. Обстановка в их доме довольно скромная, но очень уютная, и они находят большую радость в полезном и спокойном существовании, которое сейчас ведут.

Глава XIX

Семейный кризис

Два с лишним года прошли почти в непрерывных трудах с очень короткими перерывами на отдых. Мой запас драгоценностей почти иссяк, мастерская еще не начала приносить доход. У нас появились долги. Вместе с тем мои обязанности крайне возросли, прежде всего по отношению к тем, кто у меня работал и так или иначе зависел от меня. К тому времени я поняла, что со своими обязанностями должна справляться сама и могу рассчитывать только на себя. Настоящее было достаточно нестабильным, и я не видела иной перспективы, кроме финансовой катастрофы.

Хотя почти все свое время и силы я посвящала вышивальной мастерской, я не считала, что имею право забросить благотворительность. Эта сторона моей деятельности также занимала значительную часть времени и влекла за собой дополнительные обязательства. Я прекрасно понимала, что, слишком много взваливая на себя, я, скорее всего, наношу вред своим интересам и интересам тех самых беженцев, которым я пыталась помогать, но считала невозможным руководствоваться холодным рассудком. В силу необходимости я открыла собственное предприятие, но меня всю жизнь воспитывали в отрицании слишком эгоистичного существования. Русские, с которыми я общалась по благотворительным делам, представляли лучшую и самую стойкую часть эмиграции. Они отодвинули в сторону политические и личные интересы и всецело посвятили себя помощи ближним. Именно они, в отличие от тех, кто по-прежнему продолжал партийную борьбу, напоминали мне счастливые первые недели войны, когда все мы, независимо от политических взглядов и классовых различий, объединились с одной и той же целью. Я продолжала работать с ними даже в те годы, когда в работе больше не было блеска, потому что, бросив их, считала бы себя предательницей. Трагедия и страдания с одной стороны, вышивка, шитье и деловые интересы с другой… самые разные силы разрывали меня на части и постепенно превратили в совершенно другого человека по сравнению с тем, кем я была прежде.

Пережитое в последние несколько лет полностью разбудило меня. Я всем своим существом откликалась на все трудности новой жизни, которую, как я понимала, только начинала познавать. Я лелеяла воспоминания о прошлом и ценила его со всеми страданиями и романтикой, со всеми его недостатками и достоинствами, но я решительно и бесповоротно обрезала все связи с ним. Прошлое умерло. Мир перешел в другую эпоху, и я вместе с ним. Мне хотелось изучить и лучше понять эту новую эпоху, именно в ней лежало мое будущее.

Хотя с тех пор, как я покинула Россию, прошло почти пять лет, сердцем и разумом я по-прежнему оставалась на родине и неустанно думала о ее судьбе. Боль от личных потерь притупилась; я смогла оценивать свое положение бесстрастно, чему научилась в последние годы. Я отказывалась участвовать в каких бы то ни было партийных распрях. Я не верила, что группки политиков в изгнании, которые уже доказали полную свою некомпетентность, способны хоть как-то повлиять на судьбу России. Несмотря на все перенесенные Россией страдания, ее невозможно стереть с карты. Наш долг как русских заключался в том, чтобы отбросить личные счеты, отказаться от тщетных иллюзий и ждать того дня, когда наша страна преодолеет выпавшие ей на долю испытания. И хотя мы не можем вернуться и принять участие в ее восстановлении, мы можем быть полезны России даже издалека – при условии, что разум наш освободится от предвзятости. Мне казалось, что такая подготовка к будущему – единственно верный курс, пусть даже на это уйдет целая жизнь и мы не удостоимся никаких осязаемых наград.

Разумеется, подобные мысли приходили мне в голову не одновременно. Процесс шел медленно; когда же мысли мои созрели, я поняла, что их невозможно изменить. Но и здесь я тоже оказалась одна. Эволюция, которая подарила мне такое огромное внутреннее удовлетворение, не способствовала моему семейному счастью. Ее действие оказалось прямо противоположным.

Я очутилась перед выбором, который с течением времени делался все более трудным. Хотя я и вступила во второй брак по любви, наш союз был неравным. Более того, мы поженились в обстановке великого кризиса. Как только опасность перестала угрожать нашей жизни и нам пришлось вливаться в устоявшееся