Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II - Мария Павловна Романова

и проворно сняв крышки с коробок, они доставали образцы и, по одному поднимая их на уровень глаз важной персоны, почтительно ждали вердикта. Я, сидевшая в кресле сбоку от вершителя судеб, от которого зависело все, тоже ждала его приговора. В таких условиях мои творения представали передо мною в совершенно ином свете, казались уродливыми. Как я вообще могла подумать, что они могут кому-то понравиться? Во время всего испытания я сидела как на горячих угольях.

Образцы, получившие одобрение, записывались в журнал и оставлялись; другие бросали в кучу на пол; после показа продавцы складывали их в коробки и уносили.

Иногда, помимо владельцев заведения, в комнате присутствовал целый совет, куда входили модельеры и закройщики. Они сидели вокруг стола, на котором лежали образцы, делали замечания и обменивались впечатлениями, как будто меня в комнате не было. Настоящие инквизиторы! Я старалась не подавать виду, что их замечания меня задевают.

Попадались и деликатные клиенты; хотя я ценила их такт, именно те, другие, помогали мне надеяться, что я соответствую своему новому положению, что я выиграла место в их странном мире и из ничего создала нечто реальное.

После того как образцы показывались модным домам, большим и малым, кутюрье делали выбор, а для меня начиналась работа другого рода. Портнихи приспосабливали мои замыслы к своим или их посещало собственное вдохновение, которое необходимо было воплотить в жизнь в кратчайшие сроки. Узоры переделывались, менялись цвета и материи. Готовились новые образцы. Мои продавцы поспешно обходили клиентов, принося заказы и объяснения, как их необходимо выполнить. Иногда важные клиенты посылали за мной, чтобы посоветоваться по поводу той или иной работы или внести новые предложения. Я снова тратила время на ожидание в углу. Работа в моей мастерской начиналась рано утром и заканчивалась поздно ночью. Но наконец наступал день, когда дизайнеры определялись со своими желаниями. Их творения поступали в цеха, а после их показывали публике. На том моя часть работы заканчивалась. Когда после показов начинали поступать заказы, их посылали подрядчикам в провинции; теперь над моими вышивками корпели сотни работниц. Я могла позволить себе отдых.

Но я не могла долго оставаться вдали от «Китмира». Хотя к тому времени я поняла, как осложнила свою жизнь, открыв мастерскую, на самом деле я ни о чем не жалела. Мое тщеславие получало подпитку; мне приятно было состязаться с ветеранами мира моды, и я была полна решимости добиться успеха.

Самая большая награда пришла довольно неожиданно. В 1925 году в Париже проводили Международную выставку декоративного искусства. Подготовка началась за много месяцев до ее начала. Среди участников выставки, которые имели отдельные павильоны, была и Советская Россия. Узнав об этом, я решила, что публике нужно показать какую-то деятельность и с нашей стороны. Пусть знают, на что способны мы, беженцы, вынужденные жить на чужбине, особенно те, кто никогда прежде не работал и из которых в основном состояла моя мастерская. Ценой огромных усилий и расходов мне удалось получить стенд в главном павильоне выставки, и я заполнила большую витрину моими вышивками. Поскольку у меня была французская коммерческая лицензия, я обязана была выставляться в своем классе, поэтому меня окружали все лучшие вышивальные дома Парижа. Тем не менее, когда мы с моими дизайнерами закончили украшать витрину, я впервые осознала, что мои творения не так уж плохо выглядят.

Выставка шла много месяцев; к тому времени, как она закончилась, я совершенно забыла о моем стенде. Через какое-то время поступила просьба забрать вышивки, что мы и сделали. Через несколько недель на наш адрес пришел циркуляр из расчетного отдела выставки; главу учреждения просили приехать. Управляющий немедленно отправился туда. Я ждала неприятного сюрприза, но в тот раз ошиблась. Управляющий вернулся с потрясающим сообщением. Мы получили золотую медаль и почетный диплом выставки.

Когда доставили награды, я обрадовалась еще больше. Очевидно, руководители выставки понятия не имели, кто я такая, потому что документы были выписаны на имя «месье Китмира».

Глава XVIII

Биарриц после войны

В конце пошивочного сезона я могла покинуть Париж, но уезжала оттуда нехотя и редко брала долгий отпуск. Я боялась, что в мое отсутствие что-нибудь пойдет не так; кроме того, могла судить об успехе своих творений только по количеству повторных заказов. Если их поступало много, я имела право считать, что мои усилия в подготовке коллекции не были напрасными.

Главным образом я уезжала в отпуск ради мужа, который нуждался в перемене обстановки. И Дмитрий, и он очень уставали из-за того, что долгое время не могли покинуть большой город. Весной 1920 года, когда мы еще жили в Лондоне, сначала Дмитрий, а потом Путятин купили себе по мотоциклу с коляской. В Париже они приобрели машину «ситроен»; Путятин носился в ней по улицам и выезжал за город. Он водил машину, словно гоночную, выжимая из нее все лошадиные силы до последней. Даже более прочный и солидный автомобиль едва ли мог бы выдержать такое обращение, и через три или четыре месяца бедная машина окончательно выдыхалась; она дребезжала и скрипела, как старая кофемолка. Убедив всех, что машина больше не в состоянии служить, Путятин покупал новую машину, с которой обращался точно так же. Мне удалось кое-как привыкнуть к его вождению; но моему брату, который реже ездил с ним, делалось решительно не по себе, когда Путятин садился за руль. Мы с Дмитрием сидели сзади и испуганно вцеплялись в сиденья; нас швыряло из стороны в сторону, а водитель гнал машину вперед, не обращая внимания ни на какие препятствия.

Потом я предложила мужу отправляться на автомобильные прогулки не со мной, а с кем-то из своих русских друзей. Впрочем, какая-то тайная сила их хранила, и, хотя они обычно исчезали на несколько дней, всегда возвращались целыми и невредимыми.

Во время летнего отпуска мы, как правило, ездили в Биарриц и оставались либо там, либо в Сен-Жан-де-Люз, в нескольких милях южнее на побережье. Две-три недели мы проводили на берегу океана, иногда в обществе моей мачехи, княгини Палей, и двух моих единокровных сестер, иногда с друзьями. Но я уже достигла того возраста, когда курортная жизнь меня не прельщала; я не могла наслаждаться бесцельным, бессмысленным отдыхом. Хотя редкие недели, которые я проводила на том или ином курорте, почти не отражались на моей работе, все же во время отдыха я общалась с задерганными и взволнованными представителями рода человеческого послевоенного периода; можно сказать, что отпуска обогащали мой опыт.

Большинство отдыхающих год за годом