Обретенная любовь - Гайя Алексия

без причины. А теперь меня называют «Насильником из Статена». Все это встает мне поперек горла.

– Тиган, как ты себя чувствуешь?

Я снова вздрагиваю. Черт, я не слышал, как она подошла ко мне. Док рассматривает меня с любопытством. Или с тревогой – сложно понять. И неважно. Все, что я только что услышал, меня убило. Я спешно отворачиваюсь, на глаза попадаются запястья в наручниках. Парень, возьми себя в руки!

Докторша больше не пристает и разворачивается, собираясь уйти. Но, когда я думаю, что уже освободился от ее назойливого внимания к своей персоне, она резко останавливается и вновь оборачивается ко мне.

– Знаешь, эта девушка… Елена Хиллз…

Я поднимаю на нее пристальный взгляд. Не говори мне о моей львице, я и так еле держусь, пытаясь не думать о ней дни и ночи напролет.

Женщина немного отступает назад.

– Ты звал ее по имени сегодня.

Я хмурюсь. Да, я помню. Но не понимаю, к чему она клонит. Я смотрю на нее не моргая и поднимаю брови в ожидании продолжения. Докторша берет табурет на колесиках и усаживается рядом со мной.

– Кажется, ты звал ее на помощь. Обычно насильники так не делают. Большинство из них вообще отрицает существование своих жертв или утверждает, что те сами их вынудили. Но ты умолял ее прийти к тебе. Тиган, ты должен рассказать… что случилось тогда в лицее. Ты ведь не хочешь провести здесь всю жизнь? Ты знаешь, закон в штате Нью-Йорк бескомпромиссен по отношению к насильникам…

Она замолкает. Я снова отворачиваю голову. Я давлю большим и указательным пальцами на веки, чтобы не дать слезам вырваться наружу. Дышу рывками, и, как бы я ни сжимал кулаки, руки все равно дрожат.

– Тебе нужно поесть. Ты и без того не был особо упитанным, когда тебя привезли, а теперь еще похудел, – говорит док, меняя тему разговора. – Подумай хорошенько, и если тебе требуется помощь… Возможно, ты сможешь написать, просто дай мне знать. Я принесла тебе чистую одежду и жетон на телефонный звонок. Попробуй связаться с семьей.

Она скрывается из виду, а я остаюсь сидеть здесь, словно сопливый плакса. Доктор права, я должен ей открыться. Тем более что моя львица, видимо, до сих пор так ничего и не сказала. Я пытаюсь подавить ярость, которая поднимается во мне при мысли об этом. Я не должен на нее злиться, наверняка ей так же плохо. Но какая-то часть меня винит ее за это, даже когда я убеждаю себя в обратном. Почему она молчит?

Я вспоминаю адвоката, он уже один раз приходил и точно вернется снова. Я никогда не смогу поделиться с ним историей своей жизни, мне не нравится его физиономия. Я могу воспользоваться телефоном, но выбора почти нет: наизусть я знаю только один номер. От одной только мысли, что придется звонить и разговаривать, внутреннее напряжение нарастает.

Глава 28

Елена

Я покидала кабинет отца с тяжелым сердцем. Все, что я смогла из себя выдавить, – какое-то бессвязное бормотание. Конечно, это не придало ему уверенности. Наверное, он подумал, что я не хочу помогать Тигу. Это совсем не так, но из-за угроз Джейсона я никак не могу и рта раскрыть. Ему опять удалось заставить меня молчать. Он до сих пор приводит меня в ужас, даже прикованный к больничной койке. Я ведь не идиотка, я знаю, что у него везде связи. Угрозы копа в самом центре полицейского участка – явное тому доказательство: он даже полицией может управлять. Я слишком сильно боюсь за Чева и свою семью, чтобы попытаться сделать хоть что-нибудь.

Я сказала отцу, что вернусь на занятия, но, по правде говоря, собираюсь дождаться звонка и сбежать. Вот уже неделю я терплю все эти взгляды, перешептывания и напряжение, которое повисает в воздухе, как только я появляюсь в коридоре. Мне нужно вырваться из всего этого, чтобы можно было дышать свободно. На сегодня мое терпение исчерпано.

Наконец звенит звонок. В тот же момент гомон, доносящийся из учебных классов, разрывает безмятежную тишину коридоров, и потоки учеников устремляются к выходу. Я иду вместе со всеми и прохожу через входные двери, попутно натягивая шапку. Сегодня очень холодно. Все разбегаются кто куда, кто-то толкается, кто-то просто проходит мимо, искоса поглядывая на меня. Елена, не обращай на них внимания, так будет лучше!

Я спускаюсь по лестнице, роясь в сумке в поисках ключей от машины, и, как только нахожу их, поднимаю взгляд и останавливаюсь, затаив дыхание. Черт возьми, почему меня не заперли в лицее.

Передо мной стоит толпа бейсболистов. Один из них толкает локтем соседа, и тот сразу перестает говорить. Они пристально смотрят на меня без тени улыбки. Мое сердце взрывается в груди, разбрасывая кругом обломки. Я замираю ровно на две секунды, прежде чем продолжить свой путь. Кажется, этот визуальный расстрел длится уже несколько часов. Я миную последний пролет и прохожу мимо них. Они не сводят с меня глаз. Направляясь к своей машине, я до боли сжимаю в руке ключи и прибавляю шаг. Как же хочется просто испариться!

У них у всех такой вид, будто они знают, что на самом деле произошло и что я должна молчать. Они ведь все на стороне зла – на стороне капитана их команды, Джейсона.

– Хиллз! – кричит один из парней.

Я иду быстрее. Мне бы только добраться до машины, и все будет хорошо. Я прохожу между рядами парковки, протискиваюсь между зеркалами заднего вида, ударяясь о некоторые боками.

– Эй! Хиллз, иди сюда!

Проклятье, они что, идут за мной?

До моей машины осталось всего несколько метров, сейчас нажму на кнопку открывания дверей. Я боюсь даже оглядываться назад. Что я буду делать? Я бросаюсь к ручке и тяну ее изо всех сил. Дверь распахивается, и в следующую секунду я со всего размаху захлопываю ее позади себя, вставляя ключ в зажигание. Трогайся!

Мотор заводится, я запираюсь изнутри и поднимаю глаза, снимая машину с ручного тормоза: пятеро бейсболистов бегут за мной. Меня охватывает паника, я пытаюсь тронуться, но машина глохнет.

Дрожащей рукой я снова поворачиваю ключ в зажигании и включаю первую скорость. Я даже перед лежачими полицейскими не притормаживаю и подпрыгиваю, проезжая их на полном ходу. Едва выехав на улицу, я прибавляю газу, увеличивая дистанцию между нами. С рекламных щитов с политической пропагандой «Голосуйте за Дэша» на меня обращен взгляд, кричащий, что я вовсе не в безопасности. И чем дальше, тем больше