Наш человек в Киеве - Евгений Львович Зубарев

ещё один шаг вперёд. Тогда один из охранников поднял автомат и сделал предупредительный выстрел, а второй точным коротким движением ударил Семёна ботинком правой ноги в левое колено.

Раздался неприятный хруст, и Семён завертелся на здоровой ноге, скуля от боли.

– Мрази жидовские! Гореть вам, тварям! Будет вам как в Одессе, мрази!..

Второй охранник сделал шаг вперёд, после чего остальные двое нациков отпрыгнули от него за линию ворот.

– Говно за собой подберите, – негромко сказал первый охранник, указав им на Семёна.

Неонацисты послушно вернулись, подняли Семёна на плечи и поволокли прочь. Тот скулил не переставая – похоже, колено ему сломали по-настоящему.

Ворота поехали обратно, глухо щёлкнув фиксаторами. Охранники развернулись и пошли прочь по двору в сторону двухэтажного здания с баннером «Еврейское агентство Сохнут», не сказав мне ни слова.

– Э-э, а мне-то что делать, братья? – пробормотал я им вслед.

– Тамбовский волк тебе брат, москаль, – буркнул через плечо один из охранников.

– Здесь жди, пока они свалят. Потом нас позовёшь, откроем ворота, – объяснил второй.

Я оглянулся, но не нашёл в небольшом дворе даже намёка на скамейку – стены и асфальт, правда, чисто убранный.

Тогда я сел прямо на асфальт, бережно положив рядом камеру в пакетике. Осматривать возможные повреждения камеры при охранниках я не рискнул – не родился ещё на свет такой охранник, который положительно отнесётся к оператору с камерой на вверенном ему объекте.

Из-за ворот с той стороны всё ещё доносился скулёж Семёна и телефонные переговоры его соратников. С третьего раза они смогли объяснить своему водителю, где находятся, и теперь ждали машину. Они знали, что я сижу с той стороны ворот, но даже не смотрели в мою сторону.

Как же меня подмывало поднять камеру на плечо, подойти к воротам и побеседовать с нациками через решётку под видеозапись. Какой бы это был репортаж, какой саспенс, какой трафик для родной редакции! Но перспектива после этого получить пинок под зад от местных охранников была слишком очевидной, и я подавил несвоевременные мысли.

Через несколько минут к воротам подъехал камуфляжный джип националистов, Семёна не без труда погрузили в машину, и нацики уехали, даже не обругав меня на прощание.

– Эй ты, москаль! Иди сюда, кофе попей. Потом домой пойдёшь.

Распахнулась тяжёлая металлическая дверь в здание, и в дверном проёме показался один из охранников. Стало светлее, и было видно, что это довольно пожилой, но крепкий рыжеволосый мужик.

Кряхтя и осторожно потирая отбитые конечности, я поднялся с асфальта и пошёл к нему, благодарно улыбаясь.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – он остался стоять в дверях, позволив мне протиснуться мимо него в небольшую прихожую. Там в закутке стоял стол, на котором закипал электрический чайник и стоял поднос с чашками и корзинкой печенья.

Второго охранника видно не было, наверное, пошёл спать. Я присел на один из двух имевшихся стульев, Рыжий – на другой, отвечая хмурой гримасой на мою улыбку.

Он налил мне кипятка в белоснежную чашку.

– Кофе и сахар сам себе клади, я не знаю, как тебе нужно, – буркнул он.

Я бросил ложку растворимого кофе в чашку, помешал, отпил и, не дожидаясь затравки, сам начал разговор:

– А вот вчера погода была лучше, чем сегодня, не правда ли?

Рыжий налил себе кофе и после паузы ответил:

– Да куда уж лучше.

Он молча смотрел на меня в упор, помаргивая сонными глазами, и до меня дошло, что я разбудил их своими гулкими прилётами туловищем в железные ворота.

– Я хотел сказать вам большое спасибо за то, что вмешались. Они бы меня забили там совсем, наверное.

Рыжий фыркнул:

– Ты не думай, что мы тут за тебя переживали. Просто нам трупы в периметре объекта не нужны. Лишние хлопоты, проблемы. И так за выстрел придётся объяснительные писать.

– А мне показалось, что вы националистов не очень любите, – осторожно заметил я, прикладываясь к чашке с кофе, чтобы не смотреть на собеседника в упор.

Охранник тоже взялся за свою чашку, сделал глоток и кивнул на мой пакет:

– У тебя в пакете видеокамера. Ты журналист, верно? Потом выложишь всё это в интернет, раззадоришь недоумков. А нам не нужны такие истории. Нам нужно, чтобы на объекте спокойно было.

– Камера выключена, да и сломана уже, наверное, я ещё не проверял, – объяснил я. – Я этого не знаю.

Достав камеру из пакета, я положил на стол, осмотрел, пощёлкал выключателями и рычажками. В целом всё нормально – сломана была только бленда на объективе, но она особо и не нужна, а остальное, как ни странно, выглядело не повреждённым и даже работало.

– Дорогая? – соизволил спросить охранник, с любопытством разглядывая мою технику.

– Не очень, примерно две с половиной тысячи долларов такая сейчас стоит.

Рыжий снова фыркнул:

– «Не очень»… Я за три тысячи долларов машину здесь себе купил. И за неё переживаю каждый день, дураков-то полно.

– Камера – это же инструмент для меня, а не роскошь. Она меня кормит. Чем лучше у тебя инструмент для работы, тем лучше он тебя кормит, – пояснил я. – Ну, вроде как автомат для тебя.

– Автомат у меня казённый. Мне его сдавать в оружейку после смены приходится. И садиться потом в машину. Вон она стоит, за воротами.

– А, так ты опасаешься, что эти могут встретить после смены? – дошло вдруг до меня.

– Это тоже вполне возможный вариант, – кивнул рыжей головой охранник.

– Странно всё это, – признался я.

– Что тебе странно?

– Я ещё не встречал в Киеве людей, которым нацики нравятся. Кроме самих нациков, разумеется.

– И что?

– Почему вы все их терпите? Столько людей, которых они раздражают. Давно бы уже решили вопрос.

– Меня они не трогают. Мне до них дела нет. Я не москаль.

– Когда нацисты хватали коммунистов, я молчал: я не был коммунистом. Когда они хватали профсоюзных активистов, я молчал: я не был членом профсоюза. Когда они пришли за мной – уже некому было заступиться за меня, – процитировал я по памяти.

– Разберёмся как-нибудь, не переживай за нас. Тебе просто – наснимал тут всякого дерьма и удрал в свою Москву. А нам здесь жить. Кстати, они уехали, можешь уже идти.

Я тут же встал, уложил камеру в пакет и протянул рыжему руку на прощание.

– Извини меня, если что. Надеюсь, не доставил особых неприятностей.

Он тоже встал:

– Это мы узнаем позже, чего ты нам доставил, а чего нет.

Но руку пожал, глядя мне в глаза. Я вышел во двор, и, пока шёл по нему, автоматические ворота открылись сантиметров на двадцать и замерли.