Наш человек в Киеве - Евгений Львович Зубарев

собрал все свои вещи, сложил в дорожную сумку, потом вышел в коридор, нашёл Алёну со шваброй в руках и позвал к себе.

Она вошла с привычной уже печалью на лице – последние дни она вообще будто разучилась улыбаться. Я вручил ей пакет с подарками, собранный за пару дней до этого, а затем объяснил, что уезжаю, не уточняя, куда, но она и не выспрашивала больше ничего, только всплёскивала пухлыми ручками и упрашивала меня не связываться с нациками, потому что это опасно.

– Забьют они вас, Игорь Павлович, ох, забьют. Могут ведь и до смерти, это ж такие звери, нет на них у нас никакой управы.

– Да ну прекратите, Алёна Григорьевна, что за ерунду вы говорите. Ничего они мне не сделают, руки у них коротки. Я вернусь в Киев в начале августа, вы уж для меня придержите комнатку, пожалуйста.

– Господи, да конечно придержу, да как же не придержать, – горячо отозвалась на это предложение Алёна, обнимая меня совершенно по-матерински. От неё пахнуло топлёным молоком, и у меня всерьёз защемило сердце.

– Ладно, пора мне идти, Алёна Григорьевна.

– Иди, сынок, с богом, – она осталась стоять в комнате, не желая, видимо, смотреть, как я ухожу.

Я поднялся наверх и пошёл пешком по улице Кропивницкого. Такси решил не вызывать, потому что времени до отхода поезда у меня было в запасе ещё много. Себе я мог признаться, что удрал из хостела пораньше, чтобы избежать длительных сцен прощания, а то и принудительного кормления разными артефактами украинской кухни под искренние и потому горячие слёзы.

Разрекламированный в местной прессе высокоскоростной поезд «Интерсити» «Киев – Одесса – Киев» оказался сборным – в его состав действительно входили три новых вагона Hyundai, но также ещё и два старых, советской постройки. Больше того, локомотив тоже оказался советских времён, выпущенный, судя по чеканной дате на кабине, в 1977 году. На этот момент обращали внимание все пассажиры поезда, и, усаживаясь в кресло, я потом ещё долго слышал возмущённые, а то и злорадные комментарии пассажиров:

– Ничего сами сделать нормально не могут: либо советское, либо корейское!

– А по телевизору-то как гордились, современный поезд, бла-бла-бла…

– Вот тебе и слава Украине! Всё просрали, пустобрёхи…

Пассажиров, впрочем, было негусто – когда поезд тронулся, рядом со мной оказалось свободным ещё два места, и я занял целый ряд, убрав подлокотники между сиденьями. Насколько я видел, так поступили многие пассажиры, и очень скоро над вагоном повис многоголосый храп. Меня тоже быстро выключило, и включился я лишь через несколько часов, разбуженный немолодым мужчиной в форме.

– Граждане пассажиры. Билеты приготовили. Документы также предъявляем.

Спросонок я испугался, мне привиделась форма полиции, а то и пограничников, но потом до меня дошло, что это обычные железнодорожные контролёры.

Билет я достал сразу и предъявил ближайшему мужчине, а в ответ на его вопросительный взгляд показал свежеотпечатанное удостоверение журналиста польского телеканала и кивнул на верхнюю полку:

– Паспорт в сумке, наверху. Доставать?

Кондуктор снисходительно махнул рукой и пошёл дальше по вагону.

Заснуть заново мне уже не удалось – я начал думать о том, получится ли у меня так же непринуждённо избежать демонстрации крамольного российского паспорта на обратном пути, из Одессы в Киев, и не начнут ли меня всерьёз проверять на принадлежность к польскому телеканалу.

Никаких новых идей у меня не родилось, и я решил, что самым разумным будет снова указывать на сумку на верхней полке – какому кондуктору охота будет дожидаться, когда сонный пассажир доберётся до сумки и откопает там свой паспорт?

Я достал смартфон почитать новости, но сети не обнаружил – хоть мы и подъезжали к Одессе, и в вечерней полутьме видны были какие-то строения, люди здесь либо жили без сотовой связи вообще, либо обслуживались мелкими локальными провайдерами. Обещанного в рекламных проспектах вайфая тоже, кстати, не было.

Я принял вертикальное положение, нащупал на полу туфли и стал думать о том, могу ли я прогуляться к умывальнику и туалету, не рискуя утратить ценный багаж – камеру и ноутбук в сумке.

Меня выручил сосед справа. Он тоже возился в своём ряду, просыпаясь, а теперь встал, задумчиво посмотрел на свои шмотки, разложенные на сиденьях, и обратился ко мне с просьбой:

– Пан сосед, погляди, будь ласков, за моим добром, пока я до сортира сбегаю.

Я охотно согласился, а когда он вернулся, попросил его о том же.

Затем мы, разумеется, начали типичную дорожную украинскую беседу: всё дорожает, а вот раньше было лучше, чиновники – сволочи, надо валить отсюда и тому подобное.

– Я в стройуправлении работаю, раз в месяц на ковёр в главк должен ездить. И ни разу эти сволочи мне не заплатили нормальные суточные! Положено для командировок по Украине двести семьдесят пять гривен и шестьдесят копеек. А мне дают только сто девяносто! И хоть ты тресни, больше не дают. А что можно в Киеве на сто девяносто гривен? Да ничего! Обед в кафе на одного, и потом сиди без ужина, голодай.

Я бы мог с ним поспорить, поскольку мои обеды в «Пузатой хате» всегда укладывались в сотню гривен, а чаще составляли даже вдвое меньшую сумму, но спорить не стал – уж больно завёлся этот худощавый нервный мужчина в дешёвом и мятом после сна костюме.

– Суточные-то ерунда, а вы бы знали, как они мухлюют со льготными выплатами. Урезали же все выплаты! Матерям-одиночкам срезали вдвое, бесплатное питание для школьников отменили! – донёсся до нас звонкий женский голос сзади.

– Да, точно так, а ещё смотрите, какой фокус выкинули: заморозили пенсии, зато оставили на них налоги для пенсионеров, и мы теперь должны ещё им приплачивать, скотам! – обернулся назад мой сосед.

– И работающим пенсионерам запретили платить пенсию ещё! – услышал я выкрик теперь уже спереди.

– Детям-инвалидам что сделали, гады: отобрали у них бесплатное питание вообще! – крикнул кто-то из глубины вагона, и тут как прорвало плотину: все пассажиры принялись выкрикивать свои претензии к власти, подробно перечисляя проблемы, лишения и льготные секвестры.

Я пожалел, что не могу достать сейчас свою камеру и снять этот внезапный митинг на видео. Но зато я задал вопрос своему соседу, возможно, громче, чем следовало:

– При прежней власти, получается, лучше было? Льготы, суточные, вот это всё?

Дружный ор вдруг прекратился, как по щелчку дирижёра. Поднявшиеся в запале дискуссии пассажиры вернулись на свои места, все притихли, со странными гримасами переглядываясь по сторонам.

– Ну, тут ты загнул слегка, – наконец, осторожно ответил мне мой сосед, нервно