Темза. Священная река - Питер Акройд

Сооружение новых доков принесло мгновенные и глубокие перемены. Корабли теперь разгружались не месяц, как бывало раньше, а три-четыре дня. Первостепенной заботой стала безопасность, и в Грейвзенде на всех кораблях перед тем, как подниматься в верх по реке, задраивались люки. Предотвращая случайное или систематическое воровство, к новым пристаням не пускали ни грузчиков, ни повозки. Даже просыпавшийся сахар, найденный в трюме, собирали и продавали к выгоде коммерсанта. Высота стен, окружавших новые доки, составляла 6 м. Как мы уже видели, для охраны речного товарооборота было создано первое регулярное полицейское подразделение в стране.

Когда для того, чтобы связать построенные доки с центром Лондона, была проложена новая магистраль, ее весьма удачно назвали Коммершл-роуд (Торговой дорогой), и на камне, заложенном в фундамент Вест-Индского дока, было начертано: “С Божьей помощью да принесет сие предприятие устойчивость, приращение и благолепие британской коммерции”. Сооружение доков оплачивалось именно ею, британской коммерцией, и стало крупнейшим в истории страны предприятием, финансируемым из частных источников. Нелишне будет отметить, что оспорить первенство того проекта может, пожалуй, гигантское современное строительство комплекса “Доклендс” на том же самом месте. Река, как давно уже понял Дефо, привлекает к себе деньги. В ней по-прежнему течет не вода, а жидкое серебро.

Доки создавались с тем расчетом, чтобы рождать ощущение необъятности. Первые кирпичные склады, построенные тогда на берегах Темзы, были обширны, как дворцы, и неприступны, как замки. Их главный архитектор Дэниел Эшер Александер, пожалуй, более всего известен как автор проектов английских тюрем, в частности, Мейдстоунской и Дартмурской. В доках необходимо было обеспечить максимум порядка и защиты; вместе с тем река рождает определенные образы и ассоциации, и сэр Джон Саммерсон в “Георгианском Лондоне” (1946) сравнивает постройки Александера с фантастическими гравюрами Пиранези: “В то время как Кольридж переворачивал листы ‘Opere Varie’[44], а молодой Де Куинси доводил себя до пиранезийского исступления, Александер превращал свои впечатления от Carceri[45] в тюрьмы и склады”.

О табачном складе в Уоппинге восторженно писали: “Здесь единою крышей покрыто больше земли, чем в любом другом строении, общественном или коммерческом, за исключением разве что египетских пирамид”. Стены, окружавшие лондонские доки, были длинней и выше, чем стены, которыми был некогда обнесен Лондон. Возникли целые искусственные озера площадью примерно в 300 акров. Болотистые земли Айл-оф-Догс были осушены.

Многочисленные рисунки и гравюры, литографии и акварели красноречиво говорят о гордости, об успехах на протяжении двух столетий. На гравюре “Открытие дока св. Екатерины 28 октября 1828 года” – величественная панорама больших кораблей, флагов, толп; многие мужчины размахивают цилиндрами, группы людей теснятся на балконах высоких складов подле водоема. Глядя на гравюру “Большой мокрый док Хауленда в Ротерхайте” (1700), зритель как бы летит высоко над обширным искусственным озером, окруженным полями и болотами; по краям дока – аккуратные ряды деревьев, посаженных не для красоты, а для защиты от ветра. “Брауншвейгский док в Блэкуолле” (1803) – большая речная панорама работы Уильяма Дэниелла, дающая хорошее представление о масштабе предприятия: три десятка больших кораблей стоят ровными рядами, а река, петляя, уходит вдаль – к морю.

Дэниелл создал немало акватинт, изображающих новые доки, и все они выполнены с таким размахом, что его можно, пожалуй, назвать художником этой коммерческой революции. Его “Новые доки и склады незадолго до завершения, в 1802 году, на Айл-оф-Догс близ Лаймхауса” – это целая Венеция в миниатюре. “Вид Лондонского дока в 1808 году” представляет нам громадный “город в городе”; при этом на реке как таковой кораблей не меньше, чем в доке. Он был великолепным рисовальщиком, уделявшим, наряду с перспективой, много внимания деталям, что не мешает нам ощущать грандиозность целого. Те, кто хотел подчеркнуть не столько материальное, сколько духовное величие нового порта, часто приводили цитату из Иезекииля: “И скажи… поселившемуся на выступах в море, торгующему с народами на многих островах… Пределы твои – в сердце морей; строители твои усовершили красоту твою”. Многое из того, что связано с рекой, может вызвать религиозный отклик.

В свой черед возникли док Богоматери и Российский док, Альбион-док и Лавандовый пруд, Гренландский док и Желудевый пруд, Канадский док и Квебекский пруд. Возможно, самое замечательное во всем этом то, что с реки они были почти невидимы – скрыты за высокими складами и фабриками, отделены каналами, так что казалось, будто корабли проглотил сам город. Как бы то ни было, доков, сооруженных в первые десятилетия XIX века, оказалось недостаточно. Использование пароходов на морях потребовало строительства более обширных и глубоких доков. Водоизмещение крупнейших парусных судов составляло 1500 тонн, между тем пароход “Грейт вестерн”, совершивший в 1838 году первое плавание через Атлантику, уже имел водоизмещение 2300 тонн. К 1855 году на заболоченном берегу между участками реки Блэкуолл-рич и Гэлионз-рич был построен громадный новый комплекс – док Виктории. Тринадцать лет спустя появился Миллуолский док. В 1886 году открылись новые доки в Тилбери. Старые доки перестраивались или расширялись для приема более крупных судов, и в 1904 году возник новый Гренландский док, составлявший часть Суррейских доков. Примерно через двадцать пять лет после сооружения дока Виктории к нему добавился Королевский док Альберта. В длину составлявший 13/4 мили и занимавший площадь в 87 акров (35 га), он мог принимать суда водоизмещением в 12 000 тонн. Все это были обширнейшие участки спокойной воды, озерные города, где во множестве стояли корабли из всех уголков света, вплывавшие и выплывавшие с каждым приливом; это был целый мир мачт и труб, парусов и снастей. Это была и сокровищница, и убежище, и крепость, и промышленное предприятие.

В XIX веке сюда привозили столько рому, что можно было напоить допьяна весь город, и одна цистерна на Ромовой пристани Вест-Индского дока имела емкость 7800 галлонов (35 450 л). Сахару здесь было столько, что можно было насластить всю Темзу, индиго хватило бы, чтобы окрасить ее в синий цвет. Опечатанные до уплаты пошлины, тут хранились колоссальные количества перца (на 10 миллионов фунтов стерлингов), табака (на 23 миллиона), чая (на 51 миллион). А еще – каучук, кофе, корица, финики, мясные консервы… Один-единственный склад-холодильник в Королевском доке Альберта вмещал 250 000 бараньих туш, Суррейские доки могли принять миллион тонн древесины. Винные склады Вест-Индского дока могли содержать более 4,5 миллионов литров вина.

После сооружения доков лондонская торговля выросла в объеме и стала более экзотической. Из колоний привозили “скривелло” (бивни молодых слонов) и “спады” (перья молодых страусов). На лондонский рынок слоновой кости поставляли громадные бивни мамонтов, обнаруженных на мерзлых просторах Сибири. Из китовых туш добывали амбру, в обезьянью кожу, чтобы ее размягчить, втирали сок алоэ.