Карантин - Кэти Чикателли-Куц

– Точно.

Келси возвращается к своему телефону.

– На нее много всего свалилось, ты ведь знаешь, – говорю ей. – И она через многое прошла, даже не считая болезни. Но она крепкая и сильная.

Келси поднимает на меня взгляд.

– Окей. – Голос у нее скучающий.

Я хочу сказать что-то еще, но она встает.

– Ладно, пора делать фотку. Иди сюда, мой парень.

Но я не двигаюсь.

– Хорошо. Подойду сама! – Она подходит и обнимает меня за плечи, но я так и не двигаюсь с места. Келси делает несколько снимков и возвращается к своему стулу.

– О, вот это идеально! – говорит она больше себе, чем мне, щелкает по экрану и смотрит на меня. Я по-прежнему не шевелюсь.

Келси снова опускает взгляд к телефону, и любопытство наконец пересиливает. Проверяю ее пост: «#сердитыйкарантинейджер #такоймилыйкогдазлится #карантинейджер».

«Она назвала меня милым. Келси назвала меня милым. Келси – моя девушка. Моя девушка считает меня милым».

Поднимая взгляд от телефона, чувствую, как жар заливает щеки. Келси улыбается мне.

– Ты уже не выглядишь таким сердитым. Но по-прежнему милый.

У меня такое чувство, будто лицо и вправду горит. Пытаюсь глотнуть воды, чтобы остыть, но рука трясется, и вода проливается на рубашку.

К счастью, Келси снова уткнулась в телефон и не заметила этого.

Когда жар спадает, а руки успокаиваются, я все еще повторяю про себя: «Моя девушка считает меня милым. Моя девушка считает меня милым».

«Моя девушка считает, что Флора завидует нам».

Флора действительно говорила рассерженно, но у нее были все причины сердиться.

И все же не могу не задаваться вопросом: а если Келси права?

Мы с папой смотрим «Теорию Большого взрыва», но я могу думать лишь о том, кого имел в виду Оливер, говоря «она крепкая и сильная».

Может, свою маму? Или говорил о Келси в третьем лице? Вполне возможно, потому что после она назвала его милым. Его девушка.

«Мне не нравятся парни, у которых уже есть девушки», – напоминаю себе.

Пытаюсь стереть из памяти состоявшийся накануне разговор с ним, как я сидела рядом на койке, вдыхала его свежий запах, а наши ноги соприкасались. У него есть девушка.

Я буду давать ему советы, как стать самым лучшим парнем, но не стану выслушивать жалобы на девушку. Хотя не то чтобы он жаловался. И не стану говорить ему об опасениях, что она, может быть, лишь использует его. Это ведь не так. Это не может быть правдой. Оливер не влюбился бы в такую пустышку. Я становлюсь параноиком. Мы снимем видео, которое продемонстрирует всем в сети, что мы всего лишь соседи по палате, что нет никакого Флоривера.

Поднимаю телефон и смотрю последние посты Келси. На новой фотке Оливер выглядит таким сердитым. Странно, я понятия не имею, почему, хотя он всего в нескольких футах от меня.

Когда мы вернемся в Бруклин и он вдруг разозлится, я тоже не буду этого знать. Не буду знать, когда он принимает душ, чистит зубы или когда к нему приходит Келси.

Я вообще ничего не буду знать.

Снова хожу по своей стороне палаты. На часах семь вечера – время, когда семьи ужинают, обсуждают свой день, что делали и где были. Время, которое вновь напоминает мне, что я не покидал палаты, тем более – больницы, что не делал… ничего, вот совсем.

Мой телефон жужжит: сообщение от Флоры:

«Сумасшедшие восьмерки?».

«Сумасшедшие кто?» – пишу в ответ.

– Только не говори, что не слышал про сумасшедшие восьмерки, – говорит Флора, отдергивая штору.

– Теперь слышал.

Она широко улыбается.

– Отлично.

Флора вручает мне карты, объясняет очень простые правила, и мы играем два часа. Каждый раз она побеждает.

Мы не так много говорим во время игры, но это молчание совсем не похоже на молчание с Келси. Оно кажется… уютным.

В какой-то момент поднимаю на нее взгляд, она убирает волосы с лица, и это напоминает мне, как я хотел убрать прядь, когда она была больна. У нее такие мягкие волосы.

Знаю, у меня есть девушка, но, глядя на Флору, мне кажется, что пора применить навыки, полученные из руководства. Это глупо, но, может, если сделать комплимент, то ей станет легче после разговора с отцом?

Смотрю, как она кладет двойку червей на мою двойку треф.

– Что? – спрашивает она.

– В смысле?

– Ты снова смотришь на меня странно.

– Твои… просто у тебя такие большие зубы! – бормочу.

Флора холодно смотрит на меня, и я чувствую, как кровь отливает от лица. Вышел совсем не комплимент.

– Что это ты сейчас сказал?

– Я имел в виду…

– У меня зубы торчат, верно? Ты ведь это хотел сказать?

– Нет, Флора, вовсе не…

– Спасибо большое, что напомнил мне о том, с чем приходилось справляться в младших классах, Оливер. Дети звали меня Багз Банни. А когда в средней школе у меня появились брекеты, то дети смеялись и над ними, потому что дети всегда над всем смеются. – Она сжала пальцами переносицу, будто пытаясь остановить слезы. – Наконец в старшей школе моя улыбка стала выглядеть нормально, но это уже не имело значения, потому что училась я все с теми же глупыми детьми. – Она вздыхает и смотрит на меня со слезами на глазах. – А теперь другие глупые дети, которые меня даже не знают, снова напоминают мне об этом… и опять заставляют почувствовать себя уродиной.

– Флора, я не это имел в виду, честно! – выпаливаю как можно быстрей. – Я просто хотел сказать, что у тебя красивая улыбка, которая делает лицо таким большим. – Тоже выходит неловко.

– То есть теперь у меня еще и толстое лицо? – Ее голос дрожит. – Вау, Оливер, ты действительно умеешь делать комплименты девушкам.

Келси говорила то же самое.

– Погоди, я неправильно сказал! – быстро добавляю.

– Мне кажется, я не хочу знать, что ты хотел сказать на самом деле.

У нее на глазах слезы, и кажется, что она вот-вот расплачется. Меня накрывает паника. Я хотел, чтоб она почувствовала себя лучше, а сделал только хуже. Я все испортил, как всегда.

Громко выдыхаю.

– Я хотел сказать, что у тебя очень красивая улыбка. Настолько красивая, что, когда ты улыбаешься, она освещает не только твое лицо, но и всю тебя, вообще всю комнату. Твоя улыбка заполняет все вокруг, особенно когда ты улыбаешься мне.

Флора открывает рот.